Евгения Белобородова: «Люблю делать людей красивыми»

15.05.2025

Справка: окончила в 2006 году ВТУ им. М.С.Щепкина (курс Николая Афонина) и была зачислена в труппу РАМТа. Играет в спектаклях текущего репертуара: «Каштанка» (Каштанка), «Томасина» (Томасина), «Кролик Эдвард» (Абилин, Старуха на огороде, Официантка), «Леля и Минька» (Мама), «В добрый час!» (Маша), «Сказки на всякий случай» (Детские человеки), «Марина» (Анастасия Цветаева, Аля, Мария Тарасенкова), «Горе от ума» (княжна Тугоуховская), «Чехов-GALA» (Дашенька в «Свадьбе»), «Приключения Тома Сойера» (Эми Лоренс). Также принимает участие в спектаклях «Алые паруса», «Душа моя Павел», «Нюрнберг», «Усадьба Ланиных». Снимается в кино.

Как-то раз после пресс-показа одного из премьерных спектаклей РАМТа дававшая интервью Женя задала ответный вопрос журналистам: «И все?! А про смыслы?» И это очень характеризует героиню нашего нового материала. К своему делу она относится абсолютно серьезно и с трепетом: и к «правде жизни», с которой выходит на сцену; и к животворящей и меняющей душу человека идее, которую несут спектакли с ее участием; и к «маленьким» ролям, без которых «большие» не прозвучат. И за всем этим стоит какая-то мощная правда внутреннего света, который Женя излучает вокруг. В чем его секрет? Попробуем понять из нашего разговора – о детстве, семье, мечтах и чудесах, о профессиональном пути, выбор которого начался с маминой ошибки…

– Женя, расскажите, пожалуйста, о себе, о своем детстве.

– Я родилась под Екатеринбургом в маленьком шахтерском городке Дегтярске. Мои родители познакомились именно там, отучились и стали геологами, их распределили в Новосибирскую область, и все мое детство и юность прошли в Сибири. А летом я ездила и наслаждалась Уралом, поэтому у меня две родины – Урал и Сибирь. Жила я всегда в своем доме, я – дитя природы: лес, озера – все рядом. Поэтому мне было очень сложно привыкать к городской обстановке.

В Москву я попала случайно. Так распорядилась жизнь, повела меня плавно, нежно и вывела на актерский путь. Когда мама спросила: «Кем ты хочешь стать?» – я сказала: «Мам, я люблю делать людей красивыми. Может быть, мне в визажисты?» (Чем я сейчас и занимаюсь, практически сама себя гримирую перед спектаклем, и мне это нравится). А мама записала меня на курсы парикмахеров в Новосибирске. Это было в 11 классе. Правда, она была не в курсе, что курсы находятся в «Доме моделей» и в этот день там набирали на курсы… моделей. Когда мы пришли туда с мамой, я – будучи небольшого роста – увидела прекрасных высоких девушек и парней, вслед за которыми тоже вышла на авансцену. На меня посмотрели удивленно и спросили: «Девочка, а что ты здесь делаешь?» – «Я пришла учиться на парикмахера!» – «А ты знаешь, что здесь учат на моделей?» Я не знала, но судьба моя была уже решена. Мне сказали: «Мы берем тебя за твою улыбку».

Вот с этого все и началось – с мамы, которая все перепутала, и с педагога по актерскому мастерству, который ставил нам дефиле. Я была самая маленькая, но самая шустрая, первая на подиуме. И когда мы сдавали экзамен, он подошел ко мне и спросил, не хотела бы я попробовать поступить в театральное. В Новосибирске есть хороший театральный институт, но у меня не было ни цели такой, ни мечты. Да, был театральный кружок в школе, танцы, актерские проявления, но чтобы из семьи геологов пойти в актеры... И он сказал: «У тебя получится, надо попробовать». Я попробовала, подготовили программу, педагоги одобрили: «Девочка молодец, ей надо поступать». Но мой педагог преподавал в колледже культуры и искусств, и я выбрала колледж, потому что мне было еще страшновато идти в актрисы, и не прогадала, с моими сокурсниками мы до сих пор дружны, и это мои друзья на всю жизнь.

А потом Господь послал в Новосибирск педагогов из ГИТИСа, мы были на их мастер-классах по речи и актерскому мастерству. И я помню, как они подошли ко мне лично и сказали: «Тебе нужно, девочка, в Москву, пробовать поступать в театральный». Мама была в шоке. А папа, с которым они тогда уже были в разводе, меня поддержал: «Я тебе дам денег, поезжай, попробуй». И мы с однокурсником из колледжа поехали, и я поступила в Щепку и в ГИТИС, но решила, что Щепка – это мое. И хочу вам рассказать удивительную историю. Когда девочки провожали меня, одна из моих подруг, Олеся, она сейчас режиссер, подарила мне три маленьких орешка и сказала: «Это тебе на удачу – "три орешка для Золушки"». Я сохранила их и сегодня специально достала с антресолей проверить, как они там живы. И представляете, когда меня взяли в РАМТ, первой моей ролью была Золушка!
Что еще удивительного произошло. Когда я поступала, меня спрашивали: «А Ваша цель? Ваши мечты?» – и я сказала, что хочу играть для детей. И все сбылось.

– Не могли бы Вы немного рассказать о Вашей учебе: что больше всего вспоминается из этого периода?

– Это было волшебное время, я думаю, как и для любого другого студента. Во-первых, страх, что тебя могут отчислить в первые два года, потому что ты на бюджетном, а студентов много, и человек десять по плану отсеивается. Но, слава Богу, все обошлось.

– А что нужно было делать, чтобы не отчислили?

– Мы очень старались: не спали ночами, не доедали, ночевали в институте (тогда еще можно было – допоздна делать этюды, остаться ночевать, утречком умыться, сходить в душик и обратно на занятия). Сейчас это запрещено, очень поменялась система в театральных институтах и много появилось минусов. Но, естественно, когда оглядываешься, понимаешь, как тогда все было здорово.

А что вспоминается в первую очередь, так это огромные тараканы. Когда мы оставались ночевать, спали где попало – на каких-то декорациях, которые строили для спектаклей или притаскивали с помойки. У нас были нары для какого-то спектакля четвертого курса, и мы на них спали, укутываясь, потому что тараканы в Щепке были вот такие (она же на Неглинке, там и крысы во дворах). И я помню, как однажды мы показывали отрывки, был Островский, что-то серьезное, и по мне партнер как саданул и шепотом говорит: «На тебе сидел таракан». Но наше рвение играть, наша вера в искусство, в светлое потрясающее будущее побеждали все.

Еще я вышла замуж на четвертом курсе. Это мне вспоминается как потрясающая история любви Ромео и Джульетты. Мы познакомились на первом курсе и стали встречаться, потом у нас появилась отдельная комната в общежитии; на четвертом курсе мы поженились, была студенческая свадьба – и потом решили развестись. Это было очень болезненно. Мы на самом деле играли Ромео и Джульетту, и когда выходили за кулисы, понимали, что расходятся пути. Тогда я приняла решение, он поддержал, и это было верно. Потому что сейчас у меня чудесная семья, потрясающий муж, двое детей. Благодаря РАМТу, благодаря Бородину. Потому что это он пригласил его к постановке «Берега утопии», и я увидела этого прекрасного мужчину – Андрея Иосифовича Рыклина…
Когда я в первый раз его увидела – на пандусе стоит Бог, – сказала про себя (у меня в первый раз было такое): «Я хочу от этого мужчины детей». Я не верила, когда женщины такое говорят и у них исполняется, но тут поняла, что это работает.

– Каковы были Ваши первые шаги в РАМТе? Мне так понравилась Ваша фотография в окне театра, что, когда я ее нашла, то сразу захотела спросить: Вы в РАМТ вошли через дверь или через окно?

– Эту фотосессию устраивала для меня Вера Зотова. У нас потрясающее окно в гримерке, и мы поняли, что должны воспользоваться этим, даже на крыше пофотографировались. Ну, конечно, через дверь я вошла в РАМТ.
Мы как раз репетировали в Щепке Шекспира, делали отрывки из «Ромео и Джульетты». Этот спектакль получил «Золотой лист», кто-то из РАМТа посмотрел его, и нас с Лешей сразу позвали сюда на роли Принца и Золушки. Это счастливые обстоятельства, я даже не показывалась в другие театры – только помогала ребятам. Меня, кстати, тогда пригласили еще во МХАТ Горького, но я уже всем говорила, что я здесь.

– Что чувствует молодая актриса, когда получает роль мечты, тем более с «тремя орешками для Золушки» в кармане?

– Ну огромную ответственность чувствует, счастье, полет, а еще определенные страхи. Большая сцена – это огромный зал, другая подача голоса. Репетиции настолько непривычны в плане физиологии – у тебя не было еще такого опыта, – что с чем-то ты справляешься, а с чем-то нет. И до сих пор для меня Черная комната (которая тогда еще не была черной), где все бывалые актеры сидели и смотрели на тебя, – триггер. Помню, репетировали сцену, как я попала во дворец, и вот я представляю дворец – хожу, осматриваю все – и Бородин: «Так, стоп. Что ты видишь?» – «Я попала во дворец». – «Какой дворец? Это комната, ширмы – вот и оценивай ширмы, комнату: все по правде жизни». Меня так осекли, что до сих пор, когда играю и Бородина вижу где-нибудь в портале, то думаю: «Господи, по правде жизни!»

– Женя, а помните свой первый выход на большую сцену к зрителям?

– Впервые на большой сцене мы играли как раз «Ромео и Джульетту». Это были гастроли. И я скажу, что в тот момент я верила в себя. Я знала, что у меня получится, что я должна заниматься делом. Трепет и страх всегда есть, перед каждым спектаклем, играешь каждый раз как в первый раз. Но я себе говорю: «Так, главное начать, главное начать», – и когда ты начинаешь, о страхе забываешь.

– Интересно, что, придя в театр, Вы сразу же попали в бородинский спектакль. Вы считаете себя бородинской актрисой или больше богатыревской?

– Конечно, я бородинской себя не считаю. У Бородина свой вкус на актрис и актеров, и я не попала в его список, и это нормально абсолютно, но зато Владимир Александрович Богатырев меня зацепил и не отпускает до сих пор. Сейчас мы репетируем «Марину» (спектакль о поэтессе Марине Цветаевой, премьера которого состоялась 30 апреля 2025 года – прим. авт.), и я честно скажу, в первый раз осмелилась и сказала: «Владимир Александрович, миленький, отпустите меня, пожалуйста, можно я отдохну? У Вас в последнее время про "все плохо", тоска, все виноваты кругом. А мне так хочется про свет, про жизнь, про любовь, про счастье». Но он мне сказал: «Женечка, я Вам обещаю, все будет хорошо».

– «Не отпущу»?

– «Не отпущу». Он меня уломал и успокоил: «Ваш персонаж, Ася, она про это». Но что еще меня удержало – там потрясающий коллектив. Я сейчас, когда прихожу, а там Настя Волынская, Дима Кривощапов, Костя Юрченко, Ваня Забелин, – это настолько дружно, настолько хочется всем, настолько глубокое погружение в жизнь цветаевской семьи... Ну и, зная Богатырева – он же «по правде жизни», у него не будет ничего феерического, никаких спецэффектов – будет про жизнь, больше документально. Я думаю, должно получиться интересно.

– Какие материалы, кроме пьесы Нонны Голиковой, вы привлекаете в этот спектакль?

– Мы читаем все: и биографию Марины, и воспоминания Анастасии Цветаевой, и дневники, – что-то берем в спектакль, а что-то нужно для понимания роли. Читаем, смотрим, пересылаем друг другу, ходим в музеи, очень хотим съездить в Елабугу.

– Владимир Александрович Богатырев приглашает Вас почти во все, что ставит.

– Меня не было только в «Жизни одной» и «В пылающей тьме».

– Когда в первый раз Вы встретились с ним, и с чего началось ваше сотрудничество?

– Это был ад. Были репетиции «Как я стал идиотом», где я поняла, что я ничего не умею, ничего не могу, я плакала, хотела уходить из театра. Он меня настолько давил пробами, чтобы выдавить то, что ему не нравилось, и чего-то, видимо, добился. Но и, если бы не мое какое-то упорство и стремление победить, ничего бы не получилось. С ним очень сложно, он непростой человек, по энергетике не простой. Но я проработала с собой некоторые темы, и все получилось. И он стал брать меня дальше.

– Как Вы сейчас оцениваете этот совместно пройденный путь, что он Вам дал? Мне кажется, что с Богатыревым – это трудный и счастливый путь.

– Да. Это было очень сложно, но очень полезно. Я как актриса выросла благодаря Владимиру Александровичу. Я ему говорю, что «Вы для меня воздух». Хочу с ним иногда даже просто увидеться, пообщаться, я его люблю очень, уже принимаю таким, какой он есть. И он как педагог очень сильный. Он до сих пор занимается разбором роли так скрупулезно, так глубоко, и столько требует от артистов, не оставляет ни один свой спектакль без внимания. Даже на «Сказки на всякий случай» – сколько лет они идут – приходит, делает замечания. И так на каждый спектакль.

– А вводиться в богатыревские спектакли трудно?

– Трудно, конечно, потому что он не оставляет тебя наедине со своим вводом и дожимает, так что с ним не забалуешь.

– Но это же прекрасно. Есть столько спектаклей, которые медленно умирают без внимания режиссера.

– Это правда. И наш «Кролик», наверное, тоже жив благодаря тому, что Рузанна (режиссер спектакля «Кролик Эдвард» Рузанна Мовсесян – прим. авт.) так радеет и приходит на него. Режиссеры разные бывают.

– Вы сказали, что у Вас была мечта играть в детских спектаклях, и вдруг Вас распределяют в «Красное и черное», во взрослый репертуар. Страшно ли Вам было в него входить?

– Совсем не страшно, потому что я не чувствую себя травести. Я люблю детские спектакли, но считаю, что всему свое время. Вот уже поняла, что пора закругляться – отдала роль Анечки в «Школе» (в спектакле «Я хочу в школу» – прим. авт.). Рузанну несколько лет уже потряхиваю, что с «Кроликом» пора завязывать, а она говорит, что дело не во внешности и пока у меня все получается. Но я себя все-таки ощущаю внутри женщиной и изначально себя так ощущала, не травести, поэтому мне хочется играть взрослые роли. Думаю, здесь у меня нет препятствий. И Мама в «Леле и Миньке», и девушка-служанка в «Красном и черном»– там мне было что поиграть, не было какого-то определенного страха. И в спектакле «В добрый час!» мы тоже играем с Ванечкой Забелиным и Сережей Печенкиным уже взрослых людей.

– Еще одна роль мечты – Миледи в «Мушкетерах». Какими качествами нужно обладать, чтобы сыграть такую роль?

– Это было очень тяжелое время, потому что Андрей Рыклин, режиссер и мой муж, вдруг решил, что я должна играть Миледи, а не Констанцию. И когда я говорила, что я не справлюсь, я совсем не Миледи, он мне сказал прямо: «Ты – ангел, а Миледи – она ангел». Это так по книге. Я когда прочла книгу, поняла, что он имеет в виду. И он хотел приблизить спектакль по максимуму к книге: мужская дружба и девушка-ангел, которая могла своей ангельской внешностью очаровывать и привлекать, а в поступках оказалась дьяволом. Образ Тереховой в фильме – это представление режиссера, которое нам приходилось разбивать.

– Вы внутренне остались довольны результатом?

– Осталась довольна. Более того, я благодарна такой огромной роли – в ней я научилась не только выходить на сцену, но и фехтовать. То, чему нас учили в Щепке, это одно, а то, что умеет Андрюша Рыклин, это совсем другое. И это было очень сложно.

– Дома супруг Вас тоже учил фехтовать?

– Нет-нет, ну что Вы. Дома любовь, семья, дома нет театра, мы практически не обсуждаем ничего такого. Если только какие-то смешные или острые моменты.

– На странице одного из актерских агентств есть информация о Ваших навыках: вождение мотоцикла, сценический бой, драка, фехтование, верховая езда, вокал и танцы. Чему Вы учились в институте, а чему при других обстоятельствах и при каких?

– Сценический бой мне всегда удавался в институте, фехтование – менее, вот здесь я училась больше с Андреем. Естественно, песни, танцы классические – это все актеры должны уметь, вокал (но это уже по данным). А вождению мотоцикла муж меня заразил, я научилась мотоциклом управлять, сдала на права, и мы катались с ним, я – отдельно на своем мотоцикле, очень даже серьезном. Но когда у меня появился внутри второй ребеночек, мы решили с этим делом немножко повременить и отложили экстремальное вождение. Мать нужна в семье здоровая.

– Еще одна смена амплуа – Вы в роли Элли в «Волшебнике Изумрудного города». Важно ли артисту менять амплуа? Насколько это полезно для профессии?

– Да, конечно, важно. Но, говоря об этой роли, хочу сказать про Таню Веселкину, любимую, неповторимую. Когда ты приходишь в театр, ты волнуешься, не представляешь совершенно, что это по-настоящему. И тебя с распростертыми руками встречают девочки нашего этажа и говорят: «Не бойся, ты здесь своя, милая! А что ты хочешь? А о чем ты мечтаешь?» – Вера Зотова, Таня Матюхова, Таня Веселкина такими словами и своей энергетикой тебя привечают, ты растворяешься в них, перенимаешь это и точно так же сейчас принимаешь девочек, которые приходят. Эту традицию надо сохранять. Так вот, благодаря Танечке Веселкиной я играю и в «Сказках», и играла Элли. И она так нежно передавала мне свои роли, так открыто, с такой любовью, без всякой ревности. Я обожаю этих людей, я желаю им здоровья. Элли была очень большой ролью, где ты постоянно на сцене, у тебя очень много текста и движения. И там я познакомилась со всеми нашими взрослыми актерами.

– Женя, когда Вы шли в этот театр, Вы же понимали, что еще будете играть и детей, и животных?

– Ничего я не понимала, в институте мы практически никуда не ходили, потому что у нас не было времени. Иногда нам что-то советовали, и мы точечно попадали в какой-нибудь театр. И то, что меня в РАМТ взяли, слава Богу.

–А вот скажите, для того чтобы играть животных и детей, нужно ли пройти этап наблюдения – за ребенком или за животным? Ведь понятие травести уже архаично, эти роли уже не играют так, как их играли 50 лет назад.

– Наблюдение обязательно. За своими детьми наблюдаешь, наблюдаешь острые моменты: когда ты им даришь подарки, как они реагируют. И потом – сам смотришь на Кролика так, как смотрит твой ребенок.

– Собственные дети помогают подойти к образу ребенка.

– Помогают. Тем более, ты каждый день играешь в паровозики, машинки, самолеты и все, что с этим связано.

– А Вам нравится играть в машинки?

– Мне больше нравится в куклы играть, естественно, поэтому с мальчиком ты больше на папу все это перекладываешь. Но нравится сочинять, строить, придумывать и что-то предлагать, развивать детеныша.

– Многие наши актеры, даже играющие главные роли, периодически попадают в спектакли Бородина буквально в массовку. Что это актеру дает?

– Всегда относилась к массовкам очень положительно. Когда пришла в театр, без зазрения совести брала все, что мне предлагают, и до сих пор играю в «Нюрнберге», «Алых парусах», «Горе от ума», «Усадьбе Ланиных». И, кстати, «Ланины» дали мне какой-то новый заряд, потому что ты совсем с маленькими, с 20-летними, и ты от них столько берешь! Как и в «Томасине», когда вокруг тебя молодой коллектив и есть возможность почувствовать себя еще юной.

– А потом эти роли прекрасны тем, что ты всегда в хорошей физической форме.

– Есть такое, так что массовка – это хорошо, это прекрасно.

– Женя, а Вы же играли и в нашей знаменитой массовке «Берега утопии». Язык не поворачивается говорить «массовка», но мы все понимаем, что такое рамтовская массовка.

– Это определенный отдельный организм.

– Скажите, есть ли ощущение, что ты, участвуя в этих спектаклях, знаковых для театра, имеешь отношение к общему огромному делу?

– Обязательно есть. Особенно с моим ненормальным характером. Меня и, кстати еще Сашу Розовскую, называют душнилой, потому что мы очень серьезно ко всему относимся, в том числе и к массовочным ролям. А это, не дай бог, кто-то неправильно встанет: ты должна стоять так, как Алексей Владимирович сказал!

– Интересно, что в «Кролике» Вы играете не только Абилин, но и Старуху.

– В Старухе меня не узнают – там такой гениальный грим! Рузанна подарила нам потрясающий опыт с этими ролями. У нас спектакль происходит еще за кулисами – мы постоянно в процессе: выскочил, переодеваешься, перегримировываешься, отыграл и обратно, – и так все ребята, и это какой-то калейдоскоп. Старуха старая и злая, официантка – сексуальная и совершенно безбашенная барышня, взрослая Абилин – она выходит ненадолго, но завершает спектакль и у нее своя трагедия внутри…

– Эта история про Кролика – можно сказать, что одно из любимых Ваших произведений и чем она в Вас попадает?

– Да. Потому что это про свет, про любовь, про перерождение, про веру, про человека. И про то же самое «Томасина». «Леля и Минька» тоже про веру, про выбор. Это те спектакли, которые ты любишь и хочешь их играть с удовольствием.

– Трудно ли играть спектакль, на котором ползала плачет? Слышите вы это на сцене или нет?

– Олечка, наверное, мы этого не слышим и даже не видим. У нас же нет задачи смотреть на лица и разглядывать. На малой же сцене ты, когда замечаешь лица, пытаешься все-таки не забываться, а тему свою нести. Мы не должны уходить в эмоцию – это зритель может плакать.

– Один из любимых моих спектаклей, где Вы играете – «Барышня-крестьянка»…

– Интересно то, что я поступала в институт с монологом Лизы из «Барышни-крестьянки». Когда было распределение в РАМТе и Кирилл Вытоптов набирал себе актерский состав, я уже была постарше Лизы и понимала, что эта роль не моя. И тогда Мариашку Ильину распределили на Лизу, а я была Настей, подругой. Но однажды произошел счастливый случай: я сыграла Лизу.

– Это был срочный ввод?

– За один вечер. Это был ковид.

– Может быть, это не самое популярное решение (а, может быть, как раз популярное), когда режиссер делает вариацию, интерпретацию Пушкина. Но, с другой стороны, на Ваш взгляд, почему этот спектакль получился настолько живым и очень востребованным зрителем?

– Вытоптов репетировал с нами по нашим импровизационным этюдам. То есть мы предлагали тему и импровизировали. Из этого возник спектакль и, видимо, поэтому был живой. Он давал нам свободу, и свобода была у Вани Юрова и у Мариашки как у главных героев. Был рисунок, естественно, реплики, песни, но они могли свободно себя чувствовать, и именно поэтому он был такой интересный для зрителей.

– А любите ли Вы сами, когда классические тексты одевают в современные одежды?

– Не люблю.

– Но у вас получилось очень здорово.

– Да, там мы себя чувствовали комфортно. Ну и потому что коллективчик хороший, и атмосфера сложилась полноценная репетиционная – а это очень важно: когда репетиции происходят в любви и комфорте, тогда все случается.

– Еще одна страница Вашей биографии – спектакль «Мим», который идет в пространстве Черной комнаты – лаконичное высказывание в яркой игровой форме, но на очень серьезную тему. На какую?

– Ну она актуальна сейчас, конечно – это тема власти, борьбы, войн и выбора. Этот спектакль очень страшный, на мой взгляд. Но моя небольшая роль в нем несет лучик света, я бы так сказала.

– Когда Вы играете в таком спектакле, где есть серьезная тема, как своим знанием, отношением к ней и ощущением важности высказывания свою роль не перегрузить?

– Ну вот я, например, не могу без режиссера. Есть такие актеры, которые могут самостоятельно почувствовать свою роль. Мне же обязательно нужно зеркало, отражатель. Поэтому я скажу, что режиссер – самый главный помощник в этом. И со временем я поняла, что надо легче относиться к роли, легче. Но это уже зависит от характера каждого актера. Кто-то чересчур серьезно подходит – так, как, например, я. И сейчас я учусь легче подходить к любой роли.

– Считаете ли Вы, что Каштанка – этапная роль для Вас?

– Считаю. Это большая ответственность для меня была. Во-первых, это главная роль. Во-вторых, инсценировка Богатырева очень необычная, в ней и его трактовка, и его взгляд на жизнь и на существующие вещи тоже. До сих пор мы пытаемся дожать и понять с ребятами, про что и как играть, и довести это до зрителей. Что-то нам удается понять и поправить – с каждым разом все лучше и лучше.

– Интересно, что из роли собаки Вы плавно перешли в роль кошки Томасины и подхватили свою собственную эстафету. Можно несколько слов об этом спектакле?

– Была лаборатория, в которой я не участвовала. Но когда «Томасину» утвердили и стали ставить, Маша (Рыщенкова, исполнительница роли Томасины в эскизе лаборатории – прим. авт.) подошла и сказала: «Мне нужен состав». И я стала репетировать. Но так получилось, что я осталась в спектакле на этой роли одна и благодарна Маше за такую роль прекрасную.

– Какая тема в «Томасине» главная, о чем она для Вас?

– Я люблю этот спектакль за человеческое осознание и перерождение, когда человек впускает в себя любовь и Бога. Бога как любовь. Мое любимое произведение – это «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина, там как раз с Иудушкой происходит то же самое в финале. И здесь я провожу параллель с мистером Макдьюи (в исполнении Алексея Мясникова), который открывает свое сердце и учится любить заново, позволяет себе это почувствовать и обратиться к Богу. Для меня это сильно, самая главная тема в этом спектакле.

– Расскажите в заключение о своей жизни вне театра. Есть ли у Вас свободное время, и на что Вы его тратите?

– Я обожаю свое свободное время, потому что люблю красоту, и мы с детьми и мужем, особенно если это праздник, обуючиваем наше пространство. А потом каждый вечер зажигаем огни, и всем это нравится. Я люблю прикладное творчество, делать что-то своими руками – поделки с детьми, колотить, прибивать, перестраивать. У меня каждый год на кухне экспериментальные стены разных цветов. Меняются обои, полки, это разгром и кошмар для семьи, но когда дом превращается в сказку, все говорят: «Мама, какая ты все-таки молодец!»

Наблюдая за Жениным путем, рассуждая о его перипетиях, понимаешь, что ее внутреннее детское желание делать людей красивыми тоже воплотилось – в прекрасных ролях, делающих людей красивыми изнутри, и даже в собственном доме, превращаемом ею в сказку. И все это вливается в общий поток преобразования мира, в котором Женя играет не последнюю роль.

Ольга Бигильдинская

Фото из личного архива актрисы и архива РАМТа