«Детство в голове играет»

Премьера спектакля Марины Брусникиной «Здесь дом стоял»

20.09.2023

На Маленькой сцене РАМТа состоялась премьера спектакля Марины Брусникиной в жанре вербатим. В нем старожилы РАМТа вспоминают свои детство, молодость и путь к актерской профессии. Вспоминают через быт, пространство, яркие впечатления – так по деталям складывается собирательная картина их советского детства, такого разного и одновременного в чем-то очень похожего.

Это уже пятая работа Марины Брусникиной в РАМТе, ставшей в начале сезона главным режиссером театра. Идея документального спектакля принадлежит актеру Виктору Панченко, участнику почти всех предыдущих рамтовских проектов постановщика. Его предложение поговорить со взрослыми артистами театра вылилось в многочасовые воспоминания, которые драматург Андрей Стадников превратил в трехчастную пьесу.

«С одной стороны, наша задача дать материал и работу прекрасному поколению, которое часто обделено в театре. Они совершенно уникальные люди, полные энергии, сил, знаний, умений. Вот они – смотрите, слушайте! – рассказала режиссер. – С другой стороны, главная задача – создание картины мира, картины нашей родины через разные голоса, через частности к общему. За простыми вещами возникает такой объем, что мы сами поразились».

Как и свойственно режиссеру, спектакль получился камерный и – ломающий привычное сценическое пространство. Он начинается в фойе Маленькой сцены. На многостворчатом шифоньере, заслоняющем вход в зрительный зал, стоят пластмассовый Крокодил Гена с выпученными глазами, Дед Мороз из папье-маше, старые советские открытки к праздникам, увеличенные до размера афиш, на стене – гитара.

«Начинаем воскресную передачу…», – голос Галины Новожиловой, 50 лет проработавшей в ЦДТ-РАМТе, открывает спектакль. Из створок шифоньера выходят корифеи театра. В простой одежде с обычными прическами (художник – Ирина Корина), они садятся между зрителями, будто это семейные посиделки, где старшие вспоминают, а младшие (то есть мы) слушают. Зрители здесь – тоже участники действия: киваем, улыбаемся, комментируем: «Да, да, было!».

Подхватывая почти любую тему, Владимир Василенко раз за разом повторяет: «Рассказываю!». И рассказывает: как сам собрал приемник в детстве, как в их доме появился телевизор «КВН-49», как мама шила на «Зингере», а он вышивал гладью и ставил себе заплатки, как на гитару привязывали красный бант (чтобы удобнее было вешать на стену) и как пели всей семьей. Лариса Гребенщикова вспоминает, как одежду донашивали за старшими детьми, «первая новая вещь – туфли на выпускной». На дедушкино кресло в семье Ольги Гришовой садились с трепетом, уважением, а на семейном застолье туда мог сесть только глава семьи.

Наперебой рассказывают истории о заграничных гастролях. В Германии между спектаклями пошли в магазин, где женщины купили себе одинаковые замшевые пальто, а мужчины – одинаковые пиджаки. Из Японии в Южно-Сахалинск вывозили автомобили, из Америки в Москву – видеомагнитофоны. А в Голландии на улице Красных фонарей Татьяна Шатилова впервые увидела секс-шоп.

Рига, Алма-Ата, Киев, Москва, Южно-Сахалинск – все из разных городов огромного СССР, а истории чем-то похожи, да и встретились артисты в столице, в театре рядом с Большим, напротив Малого. Есть и другие совпадения: у Андрея Бажина из Южно-Сахалинска и Владимира Василенко из Киева бабушки похоронены на одном кладбище – в Боярке на Западной Украине.

Спустя полчаса через шифоньер, будто через машину времени, проходят и зрители. Они идут прямо по сцене мимо зачехленных белой тканью, словно мебель старого дома, декораций. Уютные посиделки в фойе сменяются уже не такими ностальгическими монологами артистов. «Мама не хотела меня рожать», – обескураживает страшным признанием Лариса Гребенщикова. И рассказывает о том, как попала в интернат, где ее дразнили за прилежную учебу и любовь к книгам. Островком безопасности стала библиотека, а ближайшим другом – заведующая ею, Любовь Яковлевна. Тогда будущая артистка и прочла впервые «Чайку» Чехова, мечтая, как Нина Заречная, стать актрисой: «Кто знал, что однажды я сыграю Раневскую?».

Советские годы для Ларисы Ивановны – не восторг причастности к общему делу, не идея, ведущая к светлому будущему коммунизма: «Ничего подобного не было. Наши рассказы про бедность, про то, что возили эти магнитофоны… Отчего возили? Оттого, что делать было нечего или оттого, что есть было нечего? Я очень хорошо помню голод в Воронеже. Это было просто страшно. Но без прошлого не бывает будущего. Все, что происходит потом, имеет предысторию».

Трубная площадь – единственная в Москве, где сходятся три бульвара: Цветной, Рождественский, Петровский, – и Неглинная улица. На подоконнике с видом на площадь, «как кактус», рос Алексей Блохин. Мама учила его вышивать, бабушка – вязать на спицах, папа приучал к спорту и отдал в хоккейную команду. Правда, скоро спортивная травма вернула мальчика на дорогой сердцу подоконник. Его детство прошло под треск виниловых пластинок – в доме звучали оперетты. Их Блохин и исполнял на поступлении в театральный. Поэтому сейчас он иронизирует, что, пока все в театре работают рядом с Большим, он – рядом с театром Оперетты.

Попытки возвращения в места своего детства не всегда радужны, но впечатляющи. Об этом история Ольги Гришовой: бабушкин дом снесли, а в Доме культуры открыли супермаркет, где на месте сцены и зрительного зала стоят стеллажи с едой, а кассиры даже ни разу не подняли взгляды вверх и не знают, что там все, как прежде: бельэтаж, лепнина, люстра.

Сдержанно и без выражения, с листа читает о своем детстве Татьяна Курьянова. О том, как умерла мама и шестилетняя Таня на полгода перестала говорить, как жила с новой семьей отца и, заикаясь, односложно отвечала на вопросы. Эту историю рассказать невозможно – только отстраненно зачитать, как будто она и не про тебя вовсе. Именно так монолог Татьяны Георгиевны попадает в зрителя, остающегося с холодящим чувством боли перед началом третьей части спектакля.

В ней актеры выходят на сцену уже в образах сценических персонажей, снимают белые простыни с декораций. Со временем мы поймем, что это – символы произведений, героев которых когда-то играли или хотели бы сыграть участники спектакля. И теперь у них есть такая возможность. Им в помощь – молодые артисты Илья Барабошкин и Дарья Затеева. Разыгранные сцены окажутся личным высказыванием, неосуществленной профессиональной мечтой или желанием вспомнить когда-то снятый с репертуара Молодежного спектакль. Лариса Гребенщикова в образе Жанны Д’Арк из «Жаворонка» Жана Ануя, Татьяна Шатилова – бабушка из «Тани» Арбузова, Юрий Григорьев в роли старика Мабефа из «Отверженных» Гюго, Андрей Бажин с монологом Хлестакова из «Ревизора» Гоголя, Андрей Сорокин с Шекспиром в оригинале...

Накануне премьеры Алексей Блохин волнуется: «Не хотелось, чтобы нам сказали: “Слушайте, знаете что, у нас своих проблем, своих воспоминаний полно”. Я очень хочу надеяться, что мы найдем своего зрителя, получим какой-то отклик даже у нашей инопланетной молодежи. Ведь главный прицел спектакля – это молодежь, которая ничего не знает о том времени, о том поколении. Помните, Бобчинский говорил Хлестакову: “Когда будете в Петербурге, скажите, что в городе N есть такой Петр Иванович Бобчинский”? Вот у нас примерно то же самое: “Знаете, до вас тоже была какая-то жизнь”. И мы ею гордимся и нисколько не жалеем».

За два часа на Маленькой сцене создается картина советского детства. С одной стороны – пластилин и перья из подушки вместо игрушек, одежда, перешедшая тебе от старших сестер, одинаковые у всех мальчишек прически «под горшок», голод, ранний уход родителей, репрессии. С другой – оливье на Новый год, постукивающий мамин «Зингер», красный бант гитары, не замолкающее радио, первые роли в театре. Все это нанизывается на историю нашей страны, как бусы на нитку, дополняя ее деталями, о которых новое поколение не прочитает в учебниках. У давно повзрослевших людей, так смело решившихся на новые театральные формы, по-прежнему «детство в голове играет». Стоит достать радиоприемник или «КВН-49», как оживет в памяти то, что, казалось, уже забыто. Сидели бы мы три часа, шесть, десять, им, кажется, все равно было бы что вспомнить и рассказать, а нам – послушать и улыбнуться, узнать и удивиться.

Мария Баранникова

Фото Марии Моисеевой и Сергея Петрова