Дочь станционного смотрителя
Премьера спектакля по повести А.С.Пушкина
16.06.2019
6 июня на Маленькой сцене РАМТа состоялась премьера спектакля Михаила Станкевича по повести А.С.Пушкина «Станционный смотритель». Спектакль открыл театральный цикл «Повести Белкина», приуроченный к 220-летию со дня рождения поэта. В течение юбилейного года пять молодых режиссеров в разных сценических пространствах театра представят свое видение классических сюжетов, входящих в цикл повестей.
История Самсона Вырина и его дочери Дуни, сбежавшей в Санкт-Петербург с молодым гусаром, известна почти каждому русскому человеку со школьных лет. В своей постановке режиссер Михаил Станкевич попытался уйти от литературного пересказа повести и погрузить персонажей в среду, где они смогли бы пережить историю своих взаимоотношений и попытаться понять, как же так вышло, что самые родные люди стали друг другу чужими. В спектакле, как и в повести, нет ответа на вопрос, кто прав и кто виноват в драме отца и дочери. Однако в нем делается попытка чуть глубже вглядеться в характеры главных героев и проследить мотивы их поступков.
Сценическое пространство спектакля вытянуто меж двух сплошных рядов деревянных скамей. По полу тянется нескончаемый узор лоскутного ковра. Он теряется за пределами сцены в ярком свете прожекторов, словно уходящая вдаль дорога. На нем и разворачивается основное действие.
Режиссер не только следует фабуле пушкинской повести, но и стремится проникнуть в глубину затронутой автором проблемы. Поэтому в спектакле неизбежно присутствует развитие нераскрытых в произведении тем. Так у Пушкина Дуня (Дарья Рощина) почти безмолвна – мы можем лишь догадываться о том, что у нее на душе. В спектакле же есть попытка раскрыть ее внутренний мир; она предстает человеком с мыслями и чувствами, о которых мы слышим от нее же самой.
Сюжет повести универсален. Повзрослевшие дети стремятся обрести независимость, поэтому покидают родителей. Это – неизбежный шаг на пути становления, который зачастую происходит болезненно и драматично. В психологии этот период в жизни семьи называют «синдром опустевшего гнезда». Родители, чья жизнь была полностью подчинена заботе о детях, с их уходом могут вдруг потерять смысл жизни. Поэтому, препятствуя расставанию, они рискуют из самых близких своим детям людей превратиться в чужих и ненавистных.
Жизнь с родителями может быть добровольным актом смирения и самоотречения. Но разве вправе кто-то требовать столь высокого и трудного подвига? Тем более от простой девушки, которая не связывает свою жизнь с религиозным или этическим служением? Ведь Дуня желала обычной жизни, простого женского счастья: мечтала о муже и детях, хотела увидеть мир, иметь о нем собственное представление. И понимала, что если раскроет планы отцу, тот ни за что ее не отпустит – в его картине мира ей была уготована навсегда роль ребенка.
Но почему именно ребенок должен осуществлять этот акт высшего смирения? Разве его нельзя ожидать и от родителей? Особенно если учесть их более богатый жизненный опыт. Ведь родитель – тот, кто отдает. Благодаря ему в мир приходит человек, значительное время зависящий от родительской воли. Однако у этого человека своя дорога. Смена социальных ролей – неизбежное следствие развития. Ребенок рано или поздно становится самостоятельным.
Отец Дуняши (Олег Зима), как человек взрослый и более разумный, должен был осознавать свою родительскую ответственность. Приковав к себе дочь, он тем самым губил ее. В итоге ситуация, когда Дуня была вынуждена бежать, возникла именно в силу нежелания отца признать, что его дочь не может вечно оставаться только в роли дочери. И то, что став чьей-то женой и матерью, дочерью она быть не перестанет.
В повести Пушкина не говорится об ощущении Дуней вины за совершаемый поступок. Она просто уезжает вместе с Минским (Константин Юрченко). А в спектакле на ее чувствах делается акцент. Прежде чем уехать, Дуня стремится проявить внимание к отцу, в последний раз позаботиться о нем: зашивает ему пальто, перевязывает пораненный палец. Она всячески оттягивает момент отъезда: больших внутренних усилий требуется ей, чтобы проститься с прежней жизнью. И ближе к концу спектакля из монолога Дуни мы узнаем, почему она не могла поступить иначе.
Кажется, притча о блудном сыне, звучащая в постановке, не совсем точно отображает затронутую режиссером проблему. Эта притча – о милосердии и прощении всех грешников, залогом которого является внутреннее раскаяние. Но, даже если Дуня раскаялась, разве можно сказать, что она – грешница? Поступок Дуни – естественен и закономерен, хоть и больно переживается отцом. И требует понимания и – прощения.
Алексей Лаврентьев
Фото Сергея Петрова
