Выпуск № 12
Июнь 2011 г.
СТРАНИЦА ПАМЯТИ

Юрий Лученко:
«Спектакль до сих пор мне снится»

   
   
   
 
Жан Вальжан – Юрий Лученко

Спектакль "Отверженные", поставленный Алексеем Бородиным и Анной Некрасовой, стал настоящим событием не только для РАМТа (в год премьеры еще Центрального детского театра), но и для всей театральной Москвы. Публика разных возрастов одаривала его любовью, вниманием и уважением. Позднее пришло официальное признание – государственная премия России им. К.С.Станиславского. Спектакль шел почти два десятилетия и, навсегда покидая сцену театра, оставил и у зрителей, и у его создателей самую теплую о себе память.

Само произведение – такое масштабное, многоплановое и серьезное – естественно, вызывало сомнения: а удастся ли постановка? Ведь есть же у Виктора Гюго пьесы, специально написанные для театра, и у себя на родине, во Франции, Гюго в первую очередь поэт и драматург. Однако в 1981 году на основе знаменитого романа Никита Воронов написал пьесу, и Алексей Бородин начал работать над ее постановкой. Больше года репетиций, и спектакль «Отверженные» дебютировал на сцене Центрального детского.

Спектакль шел два вечера подряд. Со времен "Братьев Карамазовых", поставленных в 1910 году В.И. Немировичем-Данченко на сцене Художественного театра, отечественная публика подобных примеров не знала. «Отверженные» был по-настоящему хорошим спектаклем, созидающим, способным возвысить и воспитать зрителя, что особенно важно для юной аудитории.

Алексей Бородин с Юрием Григорьевым и Михаилом Андросовым в работе над спектаклем

«Разная классика актуальна в разное время. Мне казалось, что в то время это была очень нужная книга, – вспоминает Алексей Бородин. – Она подрывала сложившиеся к тому времени установки, которые делают жизнь якобы стабильной, а по существу в те годы были попраны все представления о чести и благородстве. «Отверженные» – это  книга книг, в ней огромный пласт вопросов и проблем, которые нужно было поднимать».

Многие критики отмечали близость спектакля первоисточнику – как по полноте сюжета, так и по настроению, и видели в этом большую заслугу постановщиков, их несомненную удачу. Не произошло и того, что обычно случается с крупной прозой, поставленной в театре, – обеднения текста. На сцене ЦДТ роман Гюго не был ничуть опрощен.

«Ставя спектакль, мы не ориентируемся на детскую или взрослую аудиторию, а считаем, что дети должны встречаться с искусством театра, какое оно есть. Ведь в Третьяковской галерее они смотрят все картины, а не одну их часть, по каким-то критериям более им подходящую. Художники писали не для детей, и Гюго писал не для детей. Но дети способны оказаться в его пространстве и воспринять его». (А.Бородин)

Эскиз к спектаклю

Перенести настроение романа и мысль самого автора на сцену театра во многом стало возможным благодаря введению нового персонажа, обозначенного в программке Комментатором. Именно он, хромой солдат-барабанщик из разбитой наполеоновской армии, давал историческую справку и конкретизировал авторскую позицию. Благодаря ему, нота гуманизма с самого начала задавала звучание всему спектаклю:

«До тех пор, пока в силу законов общества и его нравов над человеком будет тяготеть проклятие, которое в эпоху расцвета цивилизации создает для него ад на земле и отягчает его судьбу, зависящую от бога, пагубными усилиями людей; до тех пор, пока не будут разрешены три основные проблемы нашего века: угнетение мужчины, принадлежащего к классу пролетариата, падение женщины по причине голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества; до тех пор, пока в некоторых слоях общества будет существовать застой; иными словами и беря шире – до тех пор, пока на земле не перестанут царить нужда и невежество, – книги, подобные этой, будут, пожалуй, небесполезны».

Сцена из спектакля

Эти слова, которыми начинается и сам роман, произносил со сцены хромой солдат. Он ходил по пока еще пустому пространству сцены, задняя стена которой была впервые обнажена, что удивительно напоминало внутренности храма. По ходу действия на сцене появлялись маленькие «театры»: нищий – с кулисами из рубища и тряпья (линия Тенардье), аристократический – с дорогими шторами и гардинами (линия Жильнормана), полицейский, роль кулис в котором выполняли решетки (линия Жавера), – эти и другие площадки, где разыгрывались сцены из жизни героев. Сменяя друг друга и сталкиваясь, эти разные миры, так интересно придуманные и оформленные художником Станиславом Бенедиктовым, придавали действию ритм, динамичность, помогали режиссеру еще точнее, острее и глубже передать всю многослойность и многоплановость вопросов, поднятых в романе. Иногда из всего этого хаоса выходила нищенка и пела свои похожие на баллады песни:

Люди, постойте,
Куда вы идете?
Что вы творите?
Что подаете?
Мелкую монету
Да хлеба кусочек,
А нищенка не денег,
А счастья хочет.

А хор подхватывал:

Так уж поверьте,
От века ведется,
Кто подает,
Тому воздается.

На сцене становилось все больше и больше людей, в сценах баррикад – их уже целая толпа.

Баррикада. Эскиз к спектаклю

Авторы говорили в своем спектакле об очень важной ценности – о любви к человеку. Именно в борьбе за человека его герои выходят на баррикады: «Если скоро человек возводит баррикаду на улице Шанврери, значит в душе его рухнула та баррикада, что отделяла его от чужих бед и страданий, из-за которой можно было не видеть царящего вокруг зла. Можно всю жизнь строить дома, молоть зерно, ткать холсты и не догадываться о своем долге перед отверженными». Именно борьбу за человека ведет всю свою жизнь главный герой спектакля Жан Вальжан.

Жан Вальжан – Юрий Лученко

Бедный крестьянин Жан Вальжан (Иван Воронов, Юрий Лученко), оказался на каторге за то, что не мог видеть, как мать теряет сознание от голода, и совершил страшное преступление – украл булку. Он бежал четыре раза, его каторга затянулась на 19 лет. Он придушил в себе жалость, чувство боли, выжал из себя все человеческое, чтобы дотерпеть и выйти на волю. Вальжан вынес оттуда честно заработанные сто девять франков, пятнадцать су и страстное желание мстить. Такие несчастные если не погибали в кандалах, то гибли на свободе. Этой участи не избежать и главному герою «Отверженных», не постучись он в дом епископа Бьенвеню (Владимир Калмыков, Геннадий Печников). Спасая Вальжана от преследований жандармского унтер-офицера Жавера (Юльен Балмусов), покрывая кражу в его доме серебряных ложек, Бьенвеню покупает душу Вальжана у зла: «Почему же вы не сказали, что это подарок?... Впрочем, понимаю… Господа жандармы вам бы не поверили… И не забывайте, никогда не забывайте, что вы обещали мне употребить это серебро на то, чтобы стать честным человеком».
С этих пор и до конца жизни в самые тяжелые минуты сомнения и распутья образ епископа будет рядом с ним.

Епископ Бьенвеню – Владимир Калмыков

«Самые сильные для меня сцены были те, что связаны с Бьенвеню. На меня совершенно ошеломляющее впечатление производил их диалог – волка, убежавшего с каторги, и Господа, который был воплощен в образе священника. После встречи с епископом Жан Вальжан отдает свою душу Богу. И на протяжении всего спектакля, каждый раз, когда ему трудно, когда надо принять какое-то решение, раздается звон колокола и появляется епископ, который говорит с ним и помогает ему сделать очередной шаг», – вспоминает о спектакле руководитель педагогической части РАМТа Ирма Сафарова.

Нравственный вектор спектакля задается в первой же его сцене, в разговоре епископа с инспектором Жавером: «Богатый священник – это бессмыслица. Его место подле бедных, подле страждущих… Эта дверь открыта всегда и для всех…». Речи епископа непонятны жандарму, чужды ему. Зато близки зрителю, который принимает их всем своим сердцем. «Мы все равны перед богом», – говорит епископ. И как в кривом зеркале отвечает ему представитель закона Жавер: «Я смотрю на людей только как на достойных быть по ту или другую сторону решетки».

Жавер – Юльен Балмусов

«Совершенно замечательными были диалоги Вальжана с Жавером, блистательно сыгранным Балмусовым. Во главе спектакля стояли две сильные личности: одна с отрицательным зарядом, другая с положительным. И играли они на равных. Но вопреки всем ухищрениям Жавера, все-таки побеждал Жан Вальжан». (Ирма Сафарова)

Всю свою жизнь Жавер посвятит служению закону, всю жизнь он будет разыскивать и преследовать Жана Вальжана, чтобы осуществить праведный суд. А тот, преодолевая и тщательно скрывая свое прошлое, будет, вопреки всему, становиться честным человеком. Он выстроит большую фабрику, откроет больницу для бедных, станет помогать нуждающимся деньгами, советом, делом. Всякий голодный сможет явиться к нему, уверенный, что получит работу и кусок хлеба. Он станет мэром города Монрейля, господином Мадленом, благодаря которому голодных в городе будет становиться все меньше и меньше. Но однажды он назовет свое настоящее имя – на суде, где соберутся обвинить и сослать на каторгу невиновного человека, назвав его Жаном Вальжаном. И жизнь его станет томительной жизнью беглого каторжника – до конца его дней. Скрасит ее лишь забота о маленькой Козетте (Нина Антонова, Татьяна Аксюта), бедная мать которой умрет и которой Вальжан поклянется воспитать и вырастить дочь.

Жан Вальжан и Козетта.
Эскиз к спектаклю

«Главный герой этого спектакля – сама совесть. И самые главные для меня моменты спектакля связаны с этой линией – когда Вальжан не мог пойти против совести своей. И когда ему грозило то, что его поймают, и ему придется бежать и скрываться, когда на этом суде он встал и все-таки произнес свое имя, то фактически он подрубил сук, на котором он сидел.

 

 

Тем не менее, он не мог поступить так, чтобы другой человек за него пострадал, это было бы вопреки его совести. И в том, что Фантина умирала, и он понимал, что, так как она работала на его фабрике, он в какой-то мере ответственен за ее жизнь, он поклялся ей спасти ее дочь, – тоже звучит голос его совести. Она чуть ли не плюет ему в лицо, а он встает перед ней на колени и говорит: «Я клянусь, что спасу Козетту».

Это моменты были поставлены и сыграны очень сильно, и поэтому были так заразительны и необыкновенно влияли на зал. А молодежная публика, как бы она не прикрывалась цинизмом, заражена изначально какими-то очень позитивными, положительными вещами. И поэтому зал гремел аплодисментами, реагируя на эти сцены. А когда на поклоны выходил Жан Вальжан, зал просто стонал. И я считаю, что самая большая заслуга этого спектакля и Бородина в том,  что он на очень высокую ступеньку поднял силу добра». (Ирма Сафарова)

Тенардье – Николай Каширин

Другие герои романа хорошо нам знакомы: умирающая от болезни и тоски по дочери Фантина (Евгения Пресникова, Наталья Оленева), мучившие сиротку Козетту озлобленные и алчные супруги Тенардье (Николай Каширин, Виктор Цымбал,  Нинель Терновская, Анна Соловьева), неунывающий Гаврош (Татьяна Курьянова), фанатично влюбленный в республику Анжольрас (Станислав Кабешев, Владимир Рулла) и фанатично влюбленный в жизнь Мариус (Юрий Григорьев). Все они – французский народ, угнетаемый, терпящий, но уставший терпеть. Их много, они не прячут своего горя, они восстали в 1789-м году и восстанут в 1832-м.

Народ у Виктора Гюго – отнюдь не второстепенный персонаж. Лавочники, цветочницы, бродячие музыканты, бесприютные бедняки, проститутки и мошенники, воры и обворованные – весь спектакль они на сцене вместе с главными героями. Они тоже отвергают общество, в котором «больных наказывают за болезнь, бедных – за бедность» в стране, где «властвует беззаконие, несправедливость, полицейский террор». Ведь именно такой общественный уклад поддерживает инспектор Жавер. Но не так прост и однозначен и этот персонаж. Жаверу, ведущему себя как полицейская ищейка, нельзя отказать в величии. Его система ценностей подкреплена истинной верой в ее справедливость. Поэтому самоубийство Жавера зритель воспринимал трагично, прощая и даже сострадая ему.

Жильнорман –
Михаил Андросов

Именно такому общественному укладу принадлежит и господин Жильнорман, дед Мариуса, «роялист, более чем сам король». Долгие годы эту роль блестяще играл Михаил Андросов. Старый буржуа, враг всех отверженных, на поверку оказывается благороднее и мудрее многих. Именно он придет к Вальжану в последние минуты его жизни.

Жильнорман и Вальжан счастливо поженят своих детей – Мариуса и Козетту (Лариса Гребенщикова, Елена Новикова), и в тот же день Вальжан откроет Мариусу свое тяжкое каторжное прошлое, так долго скрываемое от любимой Козетты. Он оставит дочери огромное приданное – шестьсот тысяч франков, заработанные честным трудом господина Мадлена. Но «странная причина» – совесть – не даст ему остаться отцом баронессы, и он посчитает единственно правильным уйти из ее жизни. А барон Мариус посчитает единственно возможным – никогда Жану Вальжану больше не видеть Козетту… Да и Козетте, невольно услышавшей признание отца, наверное, тоже это представилось единственным выходом. Неужели так больно врезались в ее память детские впечатления от увиденных каторжников, что они затмили образ любящего отца? «Мне это будет сниться всю жизнь. Люди, ненавидящие свободных, существа, которых жалеешь и к которым испытываешь брезгливость. Я боялась бы коснуться любого из них»… Раздавленный жизнью Вальжан оставляет в доме Жильнормана все самое дорогое, что у него когда-либо было – Козетту. Впереди у него – только смерть.

Козетта – Елена Новикова,
Мариус – Юрий Григорьев

«Великолепный Жильнорман Андросов – воспоминание на всю жизнь. То, как он играл, было так хорошо! Зрители верили, что на сцене аристократ до кончиков ногтей, голубых кровей, аристократ из аристократов, презиравший тех, кто ниже. Но когда он узнает о том, что Жан Вальжан принес с баррикад его раненного внука, что этот беглый каторжник по благородству превзошел всех и его самого, он совершает потрясающий поступок. И его жест был потрясающим, когда он сказал: «Я еду к нему!» «К кому, – спрашивает Мариус, – к этому каторжнику?» И он говорит: «Да!» Под гром аплодисментов это делал Андросов так, как это никто, наверное, сделать не сможет. В этот момент он преклонялся перед духовной высотой Жана Вальжана, и для него переставали существовать какие-то классовые противоречия, все уходило, существовало только духовное превосходство человека, и вот про это был спектакль». (Ирма Сафарова)

В конце романа Виктора Гюго Мариус с Козеттой просят прощение у умирающего Жана Вальжана за свою черствость и эгоистичность. Но автор инсценировки кардинально меняет финал, отчего трагизм главного героя усиливается во сто крат:

«В спектакле мы показываем предательство Козетты. Подслушав и узнав всю правду о Жане Вальжане, она отворачивается от него. Ни Мариус, ни Козетта не пришли просить у него прощения, они не стали колебать свое семейное благополучие. В пьесе Воронова старого Вальжана перед смертью утешает другой старик – дед Мариуса Жильнорман». (А.Бородин)

«Финальная сцена была совершенно гениально решена. Когда Жильнорман обращался к уже уходящему из жизни Жану Вальжану, не вызвать ли ему священника, тот отвечает: «Он у меня есть». Опять звучит колокол, и выходит епископ Бьенвеню. А вместе с ним – все, кто ушел из этой жизни на протяжении спектакля, и вместе с ними маленькая Козетта. Это был потрясающий момент, который до сих пор вспоминаю, и потрясающая находка Бородина: она была настолько точной, ведь та девочка, которую он спас, ушла из этой жизни, а взрослая Козетта – это уже совсем другой человек. И вместе с ними Жан Вальжан уходит со сцены. Это было очень сильно – до спазма в горле». (Ирма Сафарова)

Когда Жан Вальжан умирал, многие в зале плакали. Этот герой стал душевно близок многим поколениям зрителей.

Козетта – Лариса Гребенщикова,
Жан Вальжан – Юрий Лученко

«Жан Вальжан – человек не от мира сего, – говорит сегодня исполнитель главной роли Юрий Лученко, – он очень сильно выделяется из ряда обыкновенных людей. Таких сейчас нет.  Если вы помните последние слова в спектакле, на могиле Вальжана лежит тяжелый камень для полной уверенности, что он никогда не встанет. Так вот, он и не встал».

«Камень, который лежит на его могиле, каменная глыба лучше всего символизирует мощь и масштаб этого человека. И больше, наверное, никаких слов не надо. И покаяния Мариуса и Козетты не надо, потому что такой финал позволяет оставить открытой их совесть. Ведь если человек совершил в своей жизни что-то, что потом будет терзать его всю жизнь, это для него очень важно, потому что открытая совесть созидает человека». (Ирма Сафарова)

Мариус – Юрий Григорьев,
Жавер – Юльен Балмусов

Ушел Жан Вальжан, а настало время – ушел и спектакль об этом несгибаемом человеке. В 1998 году «Отверженных» решили снять с репертуара. Недоумение было всеобщим: как такой хороший и нужный спектакль снимают? Посыпались письма от зрителей, просьбы артистов, и Алексей Бородин, поддавшись на уговоры, спустя год, восстановил постановку: «Нельзя сказать, что это была ошибка. Это хороший опыт, который показал, что так делать мы больше не будем. Реанимация спектакля – не новая его жизнь. Время ушло, и мы чувствовали, что из спектакля выходит воздух...
Несмотря на то, что это был очень большой спектакль во всех смыслах, пользовался успехом у зрителей, рождал множество разговоров, он должен был иметь энергетическую полноценность. Пока она есть, спектакль жив. И нельзя забывать, что в театре должно быть обновление репертуара, а, следовательно, спектакль неизбежно будет в свое время снят».
В 2001 году «Отверженные» игрались в последний раз.

О любимых спектаклях говорят всегда с болью, с чувством огромного сожаления и в то же время – с чувством благодарности. А как иначе вспоминать то, что любил? Юрий Васильевич Лученко, для которого роль Вальжана стала одной из самых важных и самых ярких в его актерской судьбе, вдруг признается: «Спектакль до сих пор мне снится. Это было незабываемое время восторга и упоения репетициями, преодоления себя, своего бессилия и усталости после 18 часов на сцене… Нет, наверное, такого артиста, который не мечтал бы сыграть эту роль». И еще говорит о том, о чем думает до сих пор, спустя десятилетие после последнего спектакля: «Современный мир живет по странной философии: жить ради себя. Он берет от природы, берет от других людей, берет и берет. А человек должен еще и отдавать».

Жан Вальжан – Юрий Лученко,
Козетта – Лариса Гребенщикова

Режиссеру не менее больно прощаться со своим удавшимся на славу спектаклем. Но уходящий, он не уходит навсегда. Оставляя в душе и в мыслях свой след, он дает новое развитие творцу, заставляет не стоять на месте, а двигаться и двигаться дальше и не сбиваться со своего пути:  «Нельзя сказать, что во времена Гюго было трудно, а сейчас легче, – считает Алексей Бородин. – Во все времена было трудно оставаться честным свободным человеком. Человечность требует огромного мужества. Хороший человек – это сопротивление обстоятельствам, это знание того, что твой путь единственный».

«В каждом человеке есть хорошее, Фошлеван, только надо разбудить в нем добро, заставить прислушаться к своему сердцу!» – эти слова Жана Вальжана остались в памяти и сердцах многих зрителей нашего театра. Именно эта способность спектакля – будить добро в человеке – и не отпускала его так долго со сцены. А это значит, что тысячи людей, плакавших однажды в темном зале об умирающем в одиночестве Жане Вальжане, уже никогда не забудут о своем долге перед другими людьми, потому что их сердце навсегда открылось, чтобы видеть и слышать беды и несчастья вокруг себя. И значит, вся команда, создававшая этот замечательный спектакль, выполнила свою высокую духовную миссию перед своими зрителями – миссию, которую взял на себя однажды наш театр, и верно продолжает ее выполнять, осознавая, что этот путь – единственный.

Анна Емельянова
Ольга Бигильдинская