«Нюрнбергский процесс»: от «Оскара» до РАМТа

Жизнь киносценария Эбби Манна на театральной сцене

21.03.2021

Текст Эбби Манна «Суд над судьями» изначально был написан для кино, однако после выхода в 1961 году фильма «Нюрнбергский процесс», его сценарий оказался и на театральных подмостках. В РАМТе спектакль по сценарию Манна был поставлен Алексеем Бородиным в 2014 году.

Когда американский кинорежиссер Стэнли Крамер выпускает «Нюрнбергский процесс» – киноленту, повествующую о малом, следующим за основным, судебном процессе над нацистскими судьями, – его картина становится революционной. В Голливуде 1950-60-х годов тема Второй мировой войны поднимается редко и неохотно – фильм Крамера рушит устоявшийся порядок, затрагивая не столько военные действия, сколько сопровождавшие их трагедии и ужасы.

«Нюрнбергский процесс» нередко называют вершиной режиссерского мастерства Крамера. Несмотря на отсутствие спецэффектов и завораживающих сцен с массовкой – все эти приемы как раз входили в американскую киноиндустрию того времени, – фильм сразу же обращает на себя внимание критиков. Одиннадцать номинаций на «Оскар» и две победы, одна из которых за лучший адаптированный сценарий Эбби Манна.

В 1983 году в России выходит его первая театральная интерпретация – в Театре им. Моссовета Павел Хомский ставит трехчасовой спектакль «Суд над судьями». Через два года в репертуаре Театра им. Ленинского комсомола (ныне Балтийский дом) появляется «Процесс» в постановке Геннадия Егорова, а в 2014 году Алексей Бородин выпускает «Нюрнберг» в РАМТе.

Спектакль Молодежного театра от прочих постановок отличает длительность: всего лишь два часа сценического действия без антракта не только уместили в себя сюжет трехчасового фильма, но и привнесли что-то свое.

Как и фильм, спектакль сосредоточен на судебном процессе. Однако, в отличие от киноленты, где основным местом действия является зал суда Дворца юстиции, герои постановки существуют в пространстве ресторана (по задумке режиссера, открытом спустя годы в зале суда). Как бы не менялись события –допрос свидетелей или оглашение приговора – все это происходит в атмосфере отдыхающих людей, среди разносящих напитки официантов и тихой музыки. Контраст между шумным переполненным судебным залом кинофильма и почти пустым рестораном спектакля разителен.

Наблюдая за военными, сосредоточенными переводчиками и хмурыми судьями в огромном, официальном Дворце юстиций нельзя не ощутить значимость происходящего не только для участников процесса, но и, в какой-то степени, для всего мира. «Здесь судят не одного Эрнста Яннинга, а весь немецкий народ», – говорит адвокат, и судья, как и зритель, не может с ним не согласиться.

Совсем иначе воспринимается камерная, неторопливая атмосфера ресторана в спектакле: официанты готовятся к открытию, обвиняемые пьют пиво, в глубине сцены члены суда играют в бильярд, адвокат и вовсе опаздывает к началу заседания. Все говорит о том, что до этого процесса нет дела даже его участникам: подсудимые не боятся, что их осудят – сидя в ресторане, они вообще не чувствуют себя подсудимыми – а судьи, кажется, больше заинтересованы игрой, чем самим судом. Подчиняясь этому спокойствию, сложно предположить значимость разворачивающихся событий не то что для немецкого народа, но хотя бы для обвиняемых.

Объяснений столь сильному контрасту между фильмом и спектаклем может быть много. И один из них – ретроспектива происходящего. Режиссер спектакля Алексей Бородин ставит не просто спектакль-суд, а спектакль – воспоминание о суде. Он показывает нам его героев уже в мирное время, когда все они оправданы, а жертвы – оскорблены и унижены этим оправданием. Потому и показанный процесс воспринимается уже не настоящим судом, а политической игрой, не имеющей ничего общего со справедливостью – по сути тем же варьете, в которое во время спектакля превращается зал судебных заседаний.

Сравнивая фильм и спектакль, можно выделить персонажа чей характер претерпел наибольшие изменения. Это подсудимый юрист Эрнст Яннинг. В фильме его образ является, пожалуй, самым неоднозначным – от других обвиняемых его отличает спокойствие и отчужденность, а также признание своей вины – и именно в тот момент, когда адвокат так близок к победе. Яннинг готов и хочет понести наказание, более того, он уважает человека, вынесшего этот «непопулярный сейчас приговор». Несмотря на осознание ужасов его поступков, зритель, как и судья, начинает проникаться уважением к этому человеку, выбравшему неправильный, ужасный путь, но раскаявшемуся в этом.

Совсем иная ситуация в спектакле. «Вы хотите, чтобы все повторилось?» – слова, бросаемые Яннингом адвокату во время допроса Ирены Гофман (в фильме Ирена Вальнер – прим. ред.) как предупреждение о возрождении нацизма здесь и сейчас, о том, что адвокат из идейного человека превращается в судью, однажды уже пославшего на смерть невиновного, – в спектакле произносятся едва слышно. В герое чувствуются сомнения и неуверенность – будто бывший судя еще не решил, готов ли он признать себя виновным, готов ли пойти против бывших коллег. Важные слова, определяющие мотив Яннинга в фильме: «Со мной многое случалось в жизни. Но самое худшее, что могло случиться – это оказаться в одной компании с вами» – в спектакле воспринимаются совсем иначе – произнося их, он разливает в рюмки коньяк и протягивает их тем людям, присоединение к которым, по его собственным словам, стало худшим решением в его жизни. Возможно, это жест отчаяния, осознания, что уже ничего нельзя изменить – ведь Яннинг находится на одной скамье с этими людьми и будет считаться одним из них даже после решения суда. В этом заключается главное различие в воплощениях персонажей – в фильме герой отчаянно противопоставляет себя коллегам, в спектакле же он подчиняется обстоятельствам.

Нельзя не отметить постановку сцены признания Яннинга: хождение людей между подсудимым и судьей не дает воспринимать эти слова как что-то значимое, хотя это ключевой момент заседания – обвиняемый сам признает себя виновным! Это еще раз подчеркивает несерьезное отношение участников к происходящему – никому нет дела до судебных разбирательств, присутствующие уверены в оправдательном приговоре для всех обвиняемых.

Противостояние защиты, адвоката Рольфа, и обвинителя, полковника Лоусона, является одним из интереснейших сюжетов как фильма, так и спектакля – и все же акценты в двух постановках расставлены по-разному. В фильме, приходя в тюрьму к Яннингу, адвокат не выдерживает и признается, что, несмотря на отказ обвиняемого от защиты, он вызвался представлять его в суде из-за личной симпатии. Еще в университете Рольф восхищался Яннингом, его трудами в сфере юриспруденции, и сейчас не может допустить, чтобы такой человек был осужден за «преступления, совершенные им во имя закона». Возможно, адвоката, как и каждого немца, волнует вопрос чести нации, но конкретно в этом деле его больше интересует защита не Родины, а Яннинга. В спектакле же все наоборот. Рольфу мало важен сам Яннинг, зато ему очень важна Германия. «Сейчас вся Германия на скамье подсудимых!» – восклицает он во время процесса, и зритель понимает его желание помочь сохранить нации хоть какой-то остаток чести.

Характер Лоусона в спектакле также претерпел значительные изменения. Из устремленного военного человека, видевшего ужасы войны и стремящегося наказать виновных, он практически превращается в пьяницу, пьющего виски во время процесса и устраивающего дебоши в ресторане. Там, где в фильме он не спит ночь, чтобы убедить свидетеля приехать и дать показания – в спектакле лишь нервно отдает приказания подчиненным. Неизменным остается показ документального фильма о концентрационных лагерях. «Нюрнбергский процесс» был первой кинолентой, в которой использовались реальные кадры, снятые солдатами после освобождения нацистских концлагерей. В спектакле зрители не видят эти кадры – они демонстрируются лишь участникам процесса, но содержание можно понять из их реакции и комментариев полковника.

Ключевым персонажем обеих постановок является старший судья Хейвуд, прибывший из Америки в Нюрнберг специально с этой миссией. Начинаясь с его приезда в город и заканчиваясь его отъездом, сюжет закольцовывает сам себя. И в фильме, и в спектакле судья является некой аллюзией на обывателя. Дэн Хейвуд – очень простой и добропорядочный человек. Ему сложно судить судей, кем является и он сам, трудно выносить приговор людям, о жизни и поступках которых он ничего не знает. Сначала кажется, что все очень просто: те, кто сидят на скамье подсудимых безоговорочно повинны в смерти тысяч людей, они палачи и сами заслуживают казни, однако после пламенной речи адвоката Хейвуд начинает сомневаться в своих убеждениях. А после знакомства с вдовой казненного немецкого генерала, фрау Бертхольт, и простыми немцами, которые утверждают, что ничего не знали, просто не могли знать о массовых истреблениях людей, почти решает вынести оправдательный приговор. Но рассмотрение дела о невиновном еврее Фельденштейне, отправленном на казнь, и демонстрация кадров из концлагерей, приводят Хейвуда к, пожалуй, главной мысли автора сценария – нельзя осуждать всю нацию, но виновные должны быть наказаны.

Каждая постановка привносит в сюжет новые акценты и предлагает свое прочтение, однако вопросы, поднимающиеся в тексте Эбби Мана остаются все теми же. Виновны ли люди, что подчинялись законам своей страны? А если эти законы являлись сами по себе преступлением против человечности? И будет ли суд судить каждого немца, подчинявшегося законам нацистской Германии? Каждый персонаж фильма и спектакля имеет на этот счет собственное мнение. Чье мнение принять – остается решать только зрителю.

Варвара Дерезовская

Фотографии спектакля Сергея Петрова, Евгения Люлюкина, Марии Моисеевой, кадры кинофильма – из открытых источников