«Мы не шли убивать, мы шли жертвовать»
Лагерная и военная проза на сцене РАМТа
27.06.2020
Глобальные катастрофы навсегда оставляют след в истории и памяти поколений. Их тщательно фиксируют военные хроники, которые лишь подтверждают их свершенность, но не способны воскресить атмосферу: настроение, мысли и чувства очевидцев. Тогда на помощь приходят мемуары и литература.
Очевидцы и писатели рассказывают о событиях мирового масштаба через историю конкретного человека, обращая его судьбу в текст. А художественные произведения зачастую вырастают из личного опыта авторов: как рассказы Вячеслава Кондратьева и Варлама Шаламова, которые легли в основу спектакля «Жизнь одна».
Среди многочисленных постановок о войне этот спектакль стоит особняком. Здесь нет единой фабулы, действие строится на соединении нескольких историй в общий поток, называемый военным временем. Такой прием не впервые используется в театре, но принципиальным отличием спектакля Владимира Богатырева является то, каким образом подобран материал.
Кажется, что спектакль – сочетание несочетаемого: сухие, прямолинейные и жесткие, полные безнадежности «Колымские рассказы» совсем не похожи на простые, порой наивные и романтические, но трагически обрывающиеся рассказы «Асин капитан», «На станции Свободный» и «Не самый худший день». Познавший «великое равнодушие» Шаламов, чья «изломанная Севером жизнь» не способна была восстановиться после перенесенного на Колыме ужаса, и Кондратьев, по мнению которого даже на войне «в нас не воспитали жестокость», и «высокая точка нравственного отсчета остается навсегда». На них обрушились разные испытания, они описывали не связанные друг с другом события, но на самом деле боролись с одним врагом. Тоталитарная доктрина, для которой человеческая жизнь была лишь винтиком в общей системе, полностью обесценила жизнь человека – примеры тому и заключение людей в трудовых лагерях, и огромное число жертв на войне, которых можно было бы избежать.
Сюжеты обоих авторов пересекаются в первом же рассказе «На станции Свободный», с которого начинается спектакль. Это пересечение и дает режиссеру повод объединить две сюжетные линии – войну и лагеря – в одну постановку. «В то время, как наша страна сражается с врагом, вы вставляете ей палки в колеса», – это скажет впоследствии колымский арестант своему надзирателю. А пока – молодой Андрей (Юрий Трубин) едет из увольнения в армию, встречает в вагоне девушку (Александра Аронс), мечтает о переписке с ней, но на станции Свободный видит серую массу пересыльных людей, которая на коленях идет к вагону. Страшное осознание того, что точно так же когда-то вели в заключение и его отца, не просто делает парня взрослее. Оно становится его «точкой невозврата». Тем более, что скоро и его настигнет страшное: начнется война.
Она, как и лагерь, станет тем, что изменит судьбы героев, станет причиной их душевных трансформаций, переломов в их сознании.
Через весь спектакль можно провести прямую, отметками на которой будут точки: жизнь до трагедии, суровые перипетии и смерть. Не случайно первая сцена в поезде показывает еще мирное время – звучат веселые песни, люди влюбляются, строят планы. Но с приходом войны им приходится перестраиваться не только внешне, но и внутренне.
Перемены происходят в молодых кондратьевских героях: в Андрее и Викторе (Юрий Трубин), сержанте Шипилове и «Асином капитане» Николае (Изнаур Орцуев), Асе (Анастасия Волынская) и Кате (Александра Аронс). Война затмевает их беззаботность, мысли о жизни и любви прерываются разрывами снарядов. Война настигает их тогда, когда в сердцах распускается первое чувство, но от этого нежного цветка остается покрытая пеплом ветвь. Нежные скромные девушки превращаются в суровых, почти безэмоциональных солдаток. Теперь они думают только о том, как сохранить жизнь, чтобы принести пользу Родине, приблизить победу. С прошлым они распрощались, их будущее измеряется не годами, а днями. Чувства уступают природным инстинктам: тут уже не до сантиментов, ведь смерть совсем рядом, «на передке», и может настигнуть в любой момент. Выбор становится проще, категории нравственности сводятся к простейшей дихотомии «зло» – «добро», которая выражается теперь как «враг» и «свой». В таких условиях сердца молодых людей черствеют, но надежда еще теплится в них.
Куда более страшно меняются шаламовские герои: они даже сравнивают себя с животными: с еле живой уткой, которая не смогла преодолеть путь по замерзшей реке, с лошадью, подохшей во время работы. Лагерь обесценивает жизнь человека, стирает его личность. Арестант (Юрий Трубин) истощен тяжким трудом, несправедливостью происходящего и зверством лагерных надзирателей – унижением и физическим, и нравственным. У него даже нет сил представить себе будущую жизнь: все, чего он хочет – стать «человеческим обрубком», чтобы плюнуть в лицо своим мучителям. В спектакле актеры играют по несколько ролей, переходя из одной истории в другую. Так молодой солдат, переодевая гимнастерку на ватник и становясь каторжником, стареет на несколько десятков лет, в его глазах больше нет огня, а только всепоглощающий голод.
Герой тоже с измененной, но иначе, душой – лагерный надзиратель (Алексей Мишаков). В его душе нет места никаким человеческим чувствам. Образ его собирательный, но неизменно олицетворяет зло. Такой человек способен дать десять лет лагерей за любовь к творчеству Бунина, оклеветать человека, выбить из него признание в том, чего тот не совершал. Он вселяет страх и ужас, обладает властью карать «врагов народа».
То, что врагами становились соотечественники, само по себе странно и неправильно. Возможно, поэтому в одной из интермедий режиссер выводит надзирателя на сцену цирковым артистом. На нем цилиндр и накидка фокусника, в руках – винтовка. Его облик абсурден и противоестественен, как и лагеря, как и война, как и любая катастрофа, в которой одни люди решают судьбы других.
В таких обстоятельствах одни угнетаемые до конца останутся борцами, не струсят даже перед лицом смерти, другие же будут обречены бесстрастно влачить свои дни, не питая надежд на будущее. Причем, для кого-то выживание станет чистой случайностью, а для кого-то – настоящим подвигом. Это будет зависеть от степени внутренней свободы и личного стремления к жизни. Если ему есть, за что или за кого сражаться, то он пойдет до конца, вера в победу даст ему силы. А кто-то потеряет человеческий облик и забудет о нравственности или окажется безропотен, или не выдержит и выберет смерть.
У Шаламова много страшных смертей: ненавистным бригадирам отпиливают головы, зарубают их топором. Но куда страшнее, когда человек лишает себя жизни сам. Так поступает Серафим (Изнаур Орцуев), который однажды, пережив издевательства конвойных, не может более принимать действительность. Он видит, что заключенным приходится мириться с ней день ото дня, что их жизнь ни во что не ставится, они существуют, следуя инстинктам. Он вольнонаемный и мог бы продолжать трудиться, но его не покидает чувство стыда за собственные унижения, он «борется за жизнь внутри себя», но, увы, выбирает смерть. Она настолько страшна, что режиссер разрешает герою лишь сообщить нам о ней.
Смерть на войне – более глупа, но от этого не менее ужасна. Катю (Александра Аронс) убивает авиабомба, и от нее остается лишь чернеющая воронка. Гибель молодых людей в этих историях вообще противоречит здравому смыслу, ведь приходит она в момент расцвета, взросления, когда перед человеком открыты все дороги.
В реалистический спектакль снова и снова вторгаются интермедии. На сцене появляется то порхающая солдатка с шелковой лентой (Анастасия Волынская), олицетворяющая веру в жизнь. То фигура в противогазе (Изнаур Орцуев), отсчитывающая количество погибших резкими свистящими ударами кнута. То образы античных муз, ставящие спектакль в один ряд с греческими трагедиями, делающими лагерь и войну отражением рока, судьбы.
Все умершие и страдающие – чьи-то дети, поэтому образ матери (Татьяна Веселкина, исполняющая мать сразу в нескольких историях) чрезвычайно важен в этом спектакле. Он возводит смерть людей в человеческую категорию, напоминает о том, что любая жизнь имеет не только конец, но и начало.
Спектакль «Жизнь одна», бросая героев, а за ними и зрителей, из одного испытания в другое, пробуждает, выводит из зоны комфорта, заставляет задуматься о памяти, опыте прошлых поколений, недопущении тех же ошибок, пробивает брешь в броне цинизма, которой невольно обрастают люди в мирное время.
Здесь нет места патетике, восхвалению героизма солдат и подвига народа, нет и прямого обличения режима и власти. Простые истории, происходящие с тысячами, миллионами человек схожей судьбы – вот что вызывает сочувствие, находит отклик.
Герой Шаламова говорит: «То, что видел на Колыме не надо знать, не надо помнить», но нам наоборот следует помнить и знать – знать то, что бесчеловечность в отношении друг друга учит «помнить зло раньше добра». И что люди – те, которые порой были даже моложе нас, – шли на войну не убивать, а жертвовать. И, кажется, ничему нас так и не научили.
Ксения Варлыгина
Фотографии Сергея Петрова