17 сентября в ГЦТМ им. Бахрушина состоялась встреча, посвященная режиссеру, художественному руководителю РАМТа Алексею Владимировичу Бородину – первая из цикла авторской программы искусствоведа Бориса Поюровского «Театральный особняк. Судьбой дарованные встречи».

Как сказал Эрик Бентли, театр можно рассматривать как самый прочный из многочисленных волшебных дворцов, воздвигнутых человечеством в детстве. И для РАМТа в полной мере подходит это определение, ведь создавался он изначально именно как театр для детей.

Пришедший в 80-е годы в театр Алексей Бородин стал не только достойным продолжателем дела своих предшественников, не только не уронил славы Центрального детского театра, созданного Натальей Сац. Он создал свой театр–дом, задающий тон всей сегодняшней культурной жизни столицы. Поэтому фраза, которой Борис Поюровский начал разговор: «Сегодня есть театр, который действительно находится в отличной форме», - как нельзя лучше представила героя вечера.

Поюровский говорил о главном, созданном Бородиным – о коллективе театра, о внутренней атмосфере, о сплоченности труппы, взаимопонимании и ощущении общности: «Мне кажется, что только так и складывается театр - как союз единомышленников. И что метод, избранный в этом театре, наиболее плодотворный. Это мое абсолютно искреннее убеждение. И я думаю, что это сегодня самая счастливая театральная семья в Москве…

В те годы, когда в него пришел Бородин, театр какое-то время находился в довольно сложном положении – в нем практически не было руководителя. Публика перестала ходить в театр, было больно, обидно, и  какое-то ощущение безнадеги. Когда пришел Алексей Владимирович, (а я знал о нем только то, что он ученик Завадского), он начал с инсценировки Олеши «Три толстяка». Это был профессиональный хороший спектакль, однако в театре сохранялась настороженность: ведь пришел человек со стороны. Но он не обратил на это внимания. Поставил «Отверженных», ряд спектаклей по русской классике.
Когда он укоренился в театре и стал абсолютным авторитетом, сказал: «Знаете, чего я больше всего опасаюсь?» - а тогда уже начали умирать многие актеры старого поколения. - «Я когда пришел, думал, что они будут мне мешать, а теперь я боюсь, как бы они все не ушли - это фундамент». Мне кажется, что только мудрый человек, способен понять, какая опасность может возникнуть, если старшее поколение исчезнет. Он сделал всё, чтобы они оставались в театре. А сегодня он охотно предоставляет свою сцену молодым режиссерам. Он открыт для сотрудничества».

Остальную часть вечера о своей театральной семье рассказывал Алексей Бородин. Предлагаем вашему вниманию наиболее интересные фрагменты встречи:

«Я пришел в знаменитый театр. Когда мне сказали, что в министерстве хотят, чтобы я стал его руководителем, я волновался, как это будет. Это был какой-то потрясающий театр, с особой атмосферой, и он был совсем другим во времена моей юности...

…В 80-е в театре было тяжелое время. И мне показалось, надо «открыть окна» - чтобы ветер задул. Тогда мы привлекли интересных драматургов. Первым был Астафьев и его «Прости меня». Потом появились свои авторы: Юра Щекочихин, Александр Червинский…
И пришла мне в голову идея: вспомнить свои юность и детство. Самой любимой моей юношеской книгой была «Отверженные». И я решил поставить «Отверженных». Подумал, если не получится один спектакль, сделаем в два вечера. Замечательно расходились роли. Старшие оказались открыты новому поколению. Молодые мало что умели, но они вносили новое дыхание. И перелом произошел. Старики – Новожилова, Куприянова, Андросов - любили театр больше, чем себя. А в театре самое главное - любить его больше, чем себя. Они хотели, чтобы театр как-то двигался, я этого хотел и молодые хотели...

…Для того чтобы в театре не был склоки, все должны быть заняты 25 часов в сутки. У них семья, у них одна группа крови, они друг друга понимают. Бывает так, что что-то не складывается, кто-то уходит из театра, но ничего страшного нет. Те, которые остаются, очень спаянные, они очень дорожат ощущением общности...

…Наши артисты часто снимаются. И мне кажется, я не должен их замыкать в своем монастыре. Они должны выходить в другие пространства. А дальше зависит от артиста. Или он будет понимать, что это только возможность зарабатывать, и будет дальше продаваться, или это будет действительно что-то интересное.
Главное, чтобы они сознавали, что театр – это место, где, помимо того, что они могут быть вместе, они могут репетировать. А репетиции, как Анатолий Васильевич Эфрос писал, - любовь моя. Без репетиций, без подробностей они не двинутся никуда, и это наши артисты, мне кажется, очень хорошо понимают...

…У нас всегда идет параллельная спектаклям работа. Мы восстановили педагогическую часть. Они занимаются с детьми и родителями. Есть театроведческая секция. Замечательный студенческий круг. Когда говорят про молодежь, понятно, в какую ситуацию она попала, но есть огромное количество замечательной молодежи. Мы это знаем в частности по нашим зрителям. Они потом идут на «Берег Утопии», на «Будденброков», на «Приглашение на казнь» - на что-то серьезное, что требует определенных умственных затрат. И это им интересно. И это обратная связь. Театр, который претендует на то, чтобы быть театром, должен вступать в диалог с залом, слушать ответную реакцию. И этот обмен информацией, обмен энергией – самое главное».

Ева Полякова