«У него был настрой на длинную режиссерскую дистанцию»
Алексей Бородин к юбилею Анатолия Эфроса
9.06.2015
Летом этого года свое 90-летие отметил бы знаменитый режиссер театра и кино Анатолий Эфрос. К юбилею мастера театральный музей им. А.А.Бахрушина подготовил специальную программу мероприятий «Анатолий Эфрос. Пространство мастер-класса». 25 мая в ней принял участие художественный руководитель РАМТа Алексей Бородин. Он рассказал о пересечениях с Эфросом на протяжении своего творческого пути и впечатлениях от его личности.
Творческий прорыв будущей театральной легенды состоялся именно в РАМТе – бывшем Центральном детском театре, куда Анатолий Эфрос попал спустя несколько лет после окончания мастерской Н.В.Петрова в ГИТИСе. За годы работы в ЦДТ, где он поставил 14 спектаклей, театр перестал быть исключительно детским, одна за другой выходили премьеры по современным пьесам на острые социально-значимые темы. Эфос поставил почти все, что написал в те годы Виктор Розов – тоже начинавший в Детском театре и определивший его судьбу на многие годы. Центральный детский в тот период стал одним из самых популярных и интересных мест в столице.
«С Анатолием Васильевичем я не был знаком так, чтобы с ним непосредственно разговаривать, но через жизнь прошло грандиозное впечатление от его спектаклей и от личности, – рассказал Алексей Бородин. – Первый его спектакль, который я увидел в ЦДТ, где работаю уже 35-й год, был «Друг мой, Колька!». Это забыть нельзя. Когда орава молодых ребят из студии ЦДТ выскочила на сцену, началось какое-то непрерывное действо, очень яркое. Александр Хмелик из «Пионерской правды» написал для театра очень живую пьесу. И получился такой вольный спектакль. Сколько лет прошло, но все до сих пор перед глазами... А тогда я просто обомлел и потащил туда своих трех сестер…»
Потом, когда Бородина не взяли на актерский факультет, а на режиссерский нельзя было поступить сразу после школы, он пошел на театроведческий – как он сам говорит, «от отчаяния». Но теперь считает счастьем все, что с ним случилось. Он попал на курс Павла Маркова и местом первой практики выбрал ЦДТ. А в тот день, когда туда пришел, сразу попал на репетицию, которую вел Эфрос.
«Как сейчас помню, была репетиция спектакля «Золотое сердце». Маргарита Микаэлян выпускала этот спектакль и Анатолий Васильевич, видимо, пришел ей помочь и вел репетицию. И вдруг в какой-то момент выходит помощник режиссера, замечательный пожилой дядечка, и говорит: «Скажите, кто будет вести репетицию, в конце концов?» Анатолий Васильевич говорит, что пусть, конечно, она ведет.А я был дико оскорблен. Думаю, как он смеет самому Эфросу вообще какие-то претензии предъявлять? Это впечатление особого значения не имеет, а между тем, это взгляд на личность Эфроса глазами 17-летнего человека, который мечтал от театре...
Потом я увидел его на лестнице в ГИТИСе. Я обмер. И никогда не приходила идея подойти или что-то ему сказать…
Вы знаете, что это Мария Осиповна Кнебель привела его в театр? И она же позвала его преподавать. Был момент, который я поймал случайно. Она завела его в аудиторию, представила и вышла. И все вермя, пока он был там, она ходила по коридору. Вот что это за передача? Что это за эстафета? Что за свечка, которую они вот так передавали друг другу?..
Когда я поступил на режиссерский, это совпало с переходом Эфроса в Ленком. И были новые зрительские впечатления от «Чайки», «Мольера», «Снимается кино», «104 страницы про любовь»...»
В период, когда Эфроса отстранили от руководства Ленкомом и назначили режиссером-постановщиком театра на Малой Бронной, Алексей Бородин закончил институт и на несколько лет уехал работать в провинцию, взяв художественное руководство над Кировским ТЮЗом:
«Я приезжал в Москву довольно часто. И вот помню, как в театре на Малой Бронной шел потрясающий спектакль «Три сестры». Говорю для смеха, хотя тогда было страшно обидно. Мне дали билет во 2 ряд, а в том первом варианте «Трех сестер» на сцене от начала до конца на авансцене стояла огромная кровать. И чтобы увидеть, что там происходит, приходилось невероятные усилия предпринимать. Но все равно это уже был уровень гениальных спектаклей. И «Женитьба», и «Дон Жуан», который произвел на меня впечатление совершенно сногсшибательное, что так можно, оказывается, и что, оказывается, так бывает. Когда это чувство возникает, значит что-то происходит невероятное. Это был очень умный спектакль. Ум – для режиссера очень важная составляющая. Мы всегда говорим, спектакль должен быть обязательно умный. Но если он просто умный, то это мало что значит. А у Эфроса была какая-то магия, которой он владел...
Однажды в Министерство культуры СССР вызывали каких-то главных режиссеров. Там было человек 25 этих режиссеров несчастных, которые сидели и что-то говорили министру. Анатолий Васильевич молчал и потом очень тихо сказал: «Вообще, что режиссеру нужно? Чтобы у него было 30 артистов и больше ни-че-го». Понимаете? А в это время во всех театрах были труппы огромные…
Как-то Мария Осиповна вела лабораторию для театров юных зрителей. И вот она повела нас к Анатолию Васильевичу в кабинет, уже на Таганку. Такого грустного я его, конечно, не видел. Грустного и очень откровенного. Предельно откровенного. Он говорил какие-то вещи по поводу ситуации, в которой вдруг оказался. И ведь это было на пике славы, после гениального «Тартюфа» во МХАТе. Я видел и его «Мизантропа», и другие спектакли на Таганке, которые появлялись через какое-то невероятное преодоление обстоятельств…
Я очень хорошо помню, когда узнал, что Анатолия Васильевича не стало. Я прямо помню этот момент, когда был на дне рождения у директора нашего театра, и вдруг мне позвонили… И знаете, я уже совсем взрослый был, а реакция была совсем мальчика. Я плакал. Для меня это была какая-то личная катастрофа…
Что началось потом? Потом вышли книги, которые я перечитываю много раз и которые, я считаю, молодые режиссеры просто обязаны знать. И его дневники, и его разбор пьес – это классика. Он там ссылается на мой главный учебник по режиссуре – режиссерский план Станиславского по «Отеллло». Вы знаете, он идет и этим путем, и одновременно каким-то своим. Меня поразило, что он вообще так много записывал. Я ничего про это не знаю, но я понимаю, что он домой приходил, как все мы приходим после репетиции, садился и писал.
И по книгам его видно, что у него дар писательства. Когда он думает о профессии, о жизни, о репетиции, – видна его одержимость одним делом. Он пишет вечером, и его главная мысль – завтрашняя репетиция, и так всегда. Я читал, что когда он заканчивал спектакль, у него должен был рождаться уже следующий, чтобы репетировать сразу на следующий день после выпуска спектакля. Для меня это невозможно, но все дело в том, что это правильно. Это правильный настрой на какую-то длинную режиссерскую дистанцию…»
Серия мастер-классов ведущих театральных мастеров и выставка к юбилея Анатолия Эфроса проходят в Каретном сарае Бахрушинского музея до 10 июня.
Ольга Бигильдинская
Олеся Мойса
Фото Романа Астахова
