Стирая грани

Премьера спектакля «Ромео и Джульетта» на Большой сцене РАМТа

29.02.2020

Подземный переход. Палатки с кофе, цветами и книгами. Красные и желтые вывески мигают бегущими огнями. Люди спускаются и поднимаются по двум лестницам в разных концах перехода. Кто-то задерживается у окошка купить газировку у девушки в вечернем платье и пуховике. Кто-то спешит покинуть неприятное место, обойдя задремавшего на ступеньках парня. Все это выглядит настолько правдоподобным, что входящие в зал зрители замирают в недоумении. Ведь переход находится… прямо на сцене, а играют сегодня – «Ромео и Джульетту».

Режиссер Егор Перегудов и художник Владимир Арефьев еще до начала действия заявляют, что романтической сказки ждать не стоит, все будет максимально приближено к суровой действительности. В «верхнюю» жизнь заглянуть не удастся. Для героев она не имеет значения. Все их существование сосредоточено в этом узком перешейке, здесь и сейчас. Два враждующих веронских клана становятся группировками, которые ведут раздел сфер влияния, шпаги – ножами и револьверами, дуэли – поножовщиной. На эту обстановку ложится ритмичный текст в современном переводе Осии Сороки, и пьеса Уильяма Шекспира живет в отрыве от эпохи, без привязки ко времени и пространству.

Создатели сознательно обошли стороной все стереотипы и клише шекспировских постановок, неоднократно перевернув представления о героях с ног на голову и обратно. От такой непривычной трактовки многие слова и ситуации приобретают абсолютно новый оттенок. Ромео здесь не мужественный отвергнутый влюбленный, а домашний мальчик, которому мама все еще готовит обеды, Джульетта – эмансипированная бунтарка. Задира Тибальд слегка невротичен, миролюбивый Бенволио готов ответить на оскорбление, леди Капулетти неотступно бегает за мужем, брат Лоренцо из доброго и понимающего святого отца превращается в грубого, разочарованного жизнью человека, а разговор Капулетти с дочерью после смерти Тибальда наводит на мысль о посттравматическом стрессе у всей семьи.

И все же есть вещи незыблемые: несчастные влюбленные все еще встречаются на балу в доме Капулетти. Переодетый монахиней Ромео «цепляет» Джульетту, чтобы забыть отвергающую его ухаживания Розалину. Джульетта назло матери меняет красное платье на мужской костюм и, кажется, готова закрутить с любым, лишь бы избавиться от навязанного родителями кавалера. Перестановка гендерных позиций при сцене знакомства во многом будет отвечать духу персонажей. В какой-то момент Ромео опустится практически до истерики, за которую брат Лоренцо назовет его «бабой», а его нареченная будет действовать с холодной решимостью, свойственной героям боевиков.

Во время венчания молодые люди неловко стоят рядом, лишь изредка глядя друг другу в глаза. Словно два ребенка, которые совершают шалость втайне от родителей, но не очень понимают последствий своего поступка. С восторженной мечтательностью они пробуют неизведанное – брак – и в своем эгоизме совершенно не думают о том, как остановить глобальную войну между их семействами. Но основные действующие лица этой сцены совсем не Ромео и Джульетта. Ими неожиданно становятся подкрадывающаяся Няня с букетом невесты и тортом и невозмутимо проставляющий штампы в красные паспорта новоиспеченных молодоженов брат Лоренцо. Даже в эпицентре своей истории главные герои не могут привлечь к себе внимание. Будничность и неромантичность этой сцены в очередной раз возвращают нас к суровой реальности.

Несмотря на такую приземленную интерпретацию истории о Ромео и Джульетте, в постановке регулярно нарушается граница между действительностью и воображаемым миром. За область магического реализма в спектакле отвечает очеловеченная Колдунья Мэб – та, что в пуховике и вечернем платье. Появляясь все чаще по ходу пьесы, Мэб создает предлагаемые обстоятельства, подменяя одних персонажей и забирая реплики у других. Она олицетворяет собой Рок, Смерть, Судьбу, может направлять действие в нужную ей сторону и даже управлять временем. Когда Джульетта, доводя себя до исступления, раз за разом «перематывает» в мыслях сцену прощания с Ромео, Колдунья каждый раз подсказывает ей новый сценарий, все сильнее отдаляющий от нее супруга, вплоть до того, что он оставляет Джульетту ради другой.

Мэб также не забывает указывать, как быстротечно время. Она точно знает, сколько отведено Ромео и Джульетте, и хочет, чтобы зрители тоже об этом помнили. В прямом смысле этого слова: обратный отсчет таймера, запущенного Мэб на месте палаточных вывесок, с каждой минутой спектакля приближает роковую развязку, не оставляя надежд на благополучный исход.

Убийств и самоубийств с избытком в любой трагедии Шекспира, но здесь они не выглядят трагично – почти все погибшие продолжают свою жизнь в другом измерении. Их души уходят вслед за колдуньей, где терпеливо ожидают следующих жертв.

Восстанавливает стертую грань между воображаемым и действительным непринужденная беспощадность, с которой относятся друг другу люди в этой Вероне. Если смерть и может показаться магической категорией, то простая, обыденная, варварская жестокость как нельзя лучше показывает жизнь. Увещевания братом Лоренцо отчаявшегося Ромео приобретают диаметрально противоположную окраску, когда слова: «Мужчина ты? Вид у тебя мужской, а слезы девичьи», – звучат от святого отца, практически убивающего молодого героя. Сам Ромео безжалостно избивает и топит в склепе Париса, избавляя зрителей от последних иллюзий относительно этого созданного на театральной сцене мира: в нем точно нет места надежде, состраданию, любви. Только бессмысленная вражда.

По большей части монохромное цветовое решение спектакля могло бы восприниматься как очередная вариация на тему «добро-зло», если бы не своевременные вбросы красного. Этот сигнал тревоги в черно-белом мире неизбежно заставляет быть настороже в ожидании опасности и нередко дает понять, что мы снова перешли в мир самообмана и аллегорий.

Перенеся «Ромео и Джульетту» в самое неромантичное место, какое только можно представить, создатели осознанно окунают зрителя в некомфортную атмосферу реальности, на которую в жизни многие закрывают глаза. Иногда гораздо проще не замечать бесчеловечности и эгоизма окружающих, чем день ото дня пытаться делать этот мир добрее. Легче ненавидеть, чем любить, ведь ненависть не требует усилий.

Такой прагматичный подход к знаменитой истории трагической любви вполне отвечает духу нашего времени. В настоящей жизни никто не выйдет на авансцену манерно читать длинный монолог уже после того, как его смертельно ранили. Никто не влюбится друг в друга после пятиминутного разговора. И вряд ли возможно примирение двух семей после такого количества трупов с обеих сторон. Зато, превосходя любые ожидания, режиссер предлагает нам хэппи-энд для главных героев. Оставив своих родственников ссориться в подземном переходе, они вместе отправляются в лучшее место во вселенной, где у них будет время по-настоящему узнать и полюбить друг друга.

 

Анна Родионова

Фотографии Сергея Петрова