Падение Берлинской стены глазами немецкого историка

Лекция в рамках образовательного проекта «ТЕАТР+», приуроченного к спектаклю «Демократия»

26.02.2017

 
В рамках Молодежного образовательного проекта РАМТа «ТЕАТР+» 15 февраля состоялась лекция «Падение Берлинской стены как символ победы демократии». Ее прочел доктор исторических наук, научный сотрудник Германского исторического института в Москве Маттиас Уль. Падение Берлинской стены – одно из самых волнующих событий конца XX века. Оно послужило предвестником самого, пожалуй, великого падения этой эпохи – падения СССР. Наверное, мало кто из русских относится к событиям ноября 1989 года в Берлине равнодушно. Для либералов это символ победы свободы и демократии, обозначивший закат тоталитарных режимов в Европе, предмет их романтической эйфории. Для традиционалистов – горькое событие, обозначившее закат строя и страны, в которые они верили. А что это для немцев? Как этот исторический эпизод выглядит в их глазах?

Доктор Уль, выходец из Восточной Германии, называет случившееся мирной революцией и так говорит о ее причинах: «В конце 80-х годов XX века политическое и военное руководство Социалистической партии Германии столкнулось с рядом чрезвычайно важных проблем. Экономика ГДР страдала от недостатка конвертируемой валюты и постоянно нуждалась в значительных объемах инвестиционных средств. Это привело к постепенной деградации многих важных промышленных предприятий и дефициту в области снабжения. Во всех слоях восточногерманского общества нарастало чувство разочарования, утраты иллюзий. Особенно в отношении политики, которая вела страну к застою. СССР, большой брат на востоке, тоже вступил в полосу потрясений, потому что в 1985 году к власти пришел относительно молодой и энергичный генеральный секретарь Коммунистической партии Михаил Горбачев. Он начал вводить реформы не только внутри страны, но и активно способствовал разоружению на международной арене. Процессы брожения начались и в так называемых братских республиках. Возникла большая опасность, что стремление к реформам перекинется и на Германскую Демократическую Республику. Кроме того, постоянно усиливалось давление Запада, который обвинял ГДР в нарушении прав человека и требовал демократических перемен в стране. Во главе Социалистической единой партии Германии стоял Эрих Хонеккер, которому было на тот момент семьдесят семь лет. И даже если рассмотреть период лета 1989 года, то и тогда он не был готов и не хотел реалистически оценить создавшуюся в стране ситуацию. Наоборот, пытался перейти в так называемое идеологическое наступление».

На деле – граждане ГДР понимали, что в бытовом и финансовом плане им живется гораздо хуже, чем их бывшим соотечественникам за стеной. «В декабре 1989 года я впервые побывал в Федеративной Республике Германия, – рассказывает Маттиас Уль. –Если вы как гражданин Восточной Германии приезжали в ФРГ в первый раз, то получали в качестве приветствия купюру в сто западных марок от руководства города, в который прибывали. И так как я увлекался музыкой, то сразу побежал в магазин пластинок. Я хотел купить какую-то пластинку хэви-метал. И тут увидел такое количество пластинок! В результате просидел в магазине целый час и ушел, ничего не купив». Плановая экономика, строго регламентированное социальное устройство, необходимость взаимодействовать с жестким бюрократическим аппаратом, ограниченный выезд из страны способствовали тому, что граждане ГДР чувствовали себя заложниками в собственном государстве.

Конечно, в Восточной Германии существовали и оппозиционные силы. Но они были слабы и немногочисленны до конца 1989 года, когда к ним стали присоединяться новые и новые массы народа. Люди просто выходили на демонстрации. Главным их требованием было проведение в стране демократических реформ. В октябре 1989 года праздновалось пятидесятилетие со дня основания ГДР. И удивительно – праздничные и протестные демонстрации проходили практически одновременно. Первыми центрами оппозиционного движения стали Лейпциг и Дрезден, потом к ним присоединились и остальные города ГДР.

«Наивысшей точкой противостояния стал день 9 октября 1989 года, – рассказал Маттиас Уль. – Демонстрация должна была состояться в Лейпциге. Участники шествия боялись, что произойдет самое плохое. В связи с предшествующими событиями они ожидали не только увеличения количества участников демонстрации, но и более жесткой реакции со стороны силовых ведомств. Они понимали, что планировался разгон демонстрации. Думали, что в ней будут участвовать порядка семи тысяч человек. Для их разгона и ареста были задействованы три тысячи двести пятьдесят военных, вооруженных дубинками и водометами. В тюрьмах была заранее подготовлена тысяча мест для людей, которых арестуют во время демонстрации. Но вместо ожидаемых семи тысяч человек на эту демонстрацию вышли семьдесят тысяч. Превышение предполагаемого числа оказалось решающим. Никогда еще до этого не было демонстраций с таким количеством участников. И два эти факта – с одной стороны, количество участников, с другой – их абсолютнейшее миролюбие, – привели к тому, что не произошло эскалации насилия».

Люди тысячами выходили на улицы городов ГДР. Но в их сторону не прозвучало ни одного выстрела: «Были разумные люди на местах. Они сделали все возможное: просто дали приказ отвести силовиков от демонстрантов. Можно сказать, что в этот момент мирная революция в Германской Демократической Республике достигает своей высшей  точки. До этого силовики были готовы ответить на протестные настроения силой. Но с этого момента больше столкновений между силовиками и демонстрантами не было. И можно сказать, что именно день демонстрации в Лейпциге стал началом конца господства СЕПГ в ГДР. День, который привел в конечном итоге к падению Берлинской стены, стал своего рода прологом объединения двух Германий». Так лавина оппозиционного движения в Восточной Германии сорвалась. Количество протестующих увеличивалось с каждым днем. Ушел в отставку Эрих Хонеккер, а затем и все политбюро СЕПГ. Генеральным секретарем партии стал Эгон Кренц, последний ее руководитель.

Так почему же правящий режим не защитил себя силой оружия? Вот статистика, приведенная доктором Улем: «В среднем на сорок два гражданина Германии приходился один человек с оружием». Это были военные, полицейские, представители Штази, силы гражданской обороны, наконец, советские войска. Во время протестных шествий на одного демонстранта приходилось несколько представителей силовых ведомств. И этого было вполне достаточно, чтобы подавить любую революцию в зародыше. Но этого не произошло. Причины приводятся разные. Называют и силу политической оппозиции, и массовый характер уличных акций, и паралич власти, и осмотрительность отдельных партийных деятелей, в том числе низшего и среднего звена, которые не допустили прямых столкновений демонстрантов и военных, и, конечно, принципиальное невмешательство советского военного контингента в ГДР.

Немецкий историк Мартин Забров в своем исследовании 2012 года находит этому такие причины: объяснением мирного заката коммунизма в Европе и в Германии был сингулярный отказ от насилия. В конце своего существования диктатура утратила не силу оружия, а культурное верховенство, право на легитимное применение силы. Поэтому режим не смог защитить свое существование с помощью эффективных силовых ведомств.

Люди выражали свой протест, не только выходя на демонстрации. Многие граждане ГДР начали покидать страну. Они выезжали в Венгрию и Чехословакию, откуда можно было попасть в ФРГ. 9 октября 1989 года разными способами Восточную Германию покидали пятьсот человек в час. Правительство Кренца было вынуждено открыть границы.

В ноябре 1989 года начали разрабатывать документ, регламентирующий выезд граждан за рубеж, но дождаться завершения этого процесса уже не представлялось возможным. На пресс-конференции 9 ноября 1989 года Гюнтер Шабовски, один из руководителей СЕПГ, озвучил написанные Эгоном Кренцом от руки на простом листе бумаги положения нового законопроекта. Так граница между ГДР и ФРГ была открыта. «В этот день на пограничном пункте в Берлине царило настоящее смятение, потому что пограничники узнавали новости точно так же, как люди, которые пришли к пограничным переходам – из новостей. Вечером 9 ноября пограничники не получили еще каких-то четких указаний, как они должны поступать, и поэтому вынуждены были импровизировать. Понятно, что давление на них все время возрастало. Количество людей увеличивалось. И военные на пограничных переходах после долгих колебаний и лавирования все-таки открыли границы. Таким образом стена, отстояв свои двадцать восемь лет, пала».

Получается, что Берлинская стена метафизически, а затем и буквально была разрушена народными волнами – протестующими и беженцами, которые устали жить в поле коммунистического режима и плановой экономики. И движение это, по мнению Маттиаса Уля, было всеобъемлющим.

«В 1989 году я был инструктором физкультуры в пионерском лагере под Москвой, – возразил лектору один из слушателей. – И у нас гостила группа из ГДР. Тем летом они говорили, что сумасшедшие в Лейпциге начинают какие-то волнения. То есть не все были тогда довольны этими выступлениями и, согласитесь, пожалуйста, со мной, что революцию всегда делает меньшинство. Однозначно на тот момент меньшинство было движущей силой».

«Нет, не согласен, – завершил лекцию доктор Уль. – Это действительно революция, которая делалась большинством. Она действительно охватила всю страну. Даже в самых маленьких городах Восточной Германии на улицы выходили по десять тысяч человек. Большинство граждан ГДР не хотело жить, как раньше. И это они заявили открыто».

Лекция прошла при поддержке Гете-института в Москве. Перевод лекции осуществляла Ольга Рудакова.

p.s. Молодежный образовательный проект «ТЕАТР+», посвященный в сезоне 2016-2017 спектаклю «Демократия» продолжится круглым столом в РГГУ 27 февраля. Его тема – «Демократия в культуре и политике современной России».

Мария Рузина