«В гостях у сказки»

Встреча с артистами сказочных спектаклей ЦДТ

30.03. 2021

30 января РАМТ принял своих зрителей на очередном мероприятии юбилейной программы Молодежного образовательного проекта «ТЕАТР+». В большом фойе состоялась встреча «В гостях у сказки» с артистами сказочных спектаклей Центрального детского театра: Алексеем Блохиным, Александром Бордуковым, Татьяной Веселкиной, Светланой Харлап и Татьяной Шатиловой. Они вспомнили старые спектакли, поговорили об особой эстетике детского театра и о традициях, которые унаследовал РАМТ. Вела встречу автор и ведущая проекта, руководитель Экспериментального центра по работе со зрителями Ольга Бигильдинская.

Московский театр для детей открылся в 1921 году сказочным спектаклем «Жемчужина Адальмины» – несмотря на то, что основательница театра, Наталия Ильинична Сац, сказок не любила, утверждая, что они лишают детей воображения. В 1920-е началась и официальная кампания против сказок: считалось, что мистические истории калечат психику советских детей. Только в 1930-е годы, когда за сказку как жанр заступились известные писатели Максим Горький, Самуил Маршак и Корней Чуковский и вышло постановление ЦК ВКПБ «О перестройке литературно-художественных организаций», их снова стали издавать и ставить в театре.

В 1941 году на сцене Центрального детского были поставлены «Сказки» по пьесам Самуила Маршака («Про козла», «Терем-теремок», «Горе-злосчастье», написанным по мотивам народных сказок»), которые сыграли 1012 раз. За это время через спектакль режиссера Владимира Дудина прошли несколько поколений актеров, и все участники рамтовской встречи со зрителями в разные годы были задействованы в нем: Александр Бордуков играл Петуха, Светлана Харлап – Лягушку, Алексей Блохин – Лису и Старую Волчицу, Татьяна Шатилова – Волчонка, Татьяна Веселкина – Скомороха и Эфиопа.

Что такого было в этих «Сказках», что они игрались так долго и вызывали интерес и театра, и публики? Рассказывает Светлана Харлап:

– Детям было не утомительно. Они смотрели и сочувствовали героям. Однажды, когда Лиса пыталась съесть Петуха, один мальчик истошно закричал: «Лягушка!» И я чуть не выскочила на сцену. Ну а потом это все-таки Маршак, это Дмитриев и Цаплин из Большого театра, которые делали сценографию и ставили танцы – все было очень серьезно, и мы относились к спектаклю тоже очень серьезно и с любовью. А когда заболевал кто-то из молодых, выходил Михаил Трофимович Андросов, а мы все сидели в кулисах и смотрели, как он играл Петуха!

Перед Александром Бордуковым стояла очень сложная задача – играть роль того самого Петуха, перешедшую к нему от легендарного Андросова. Передавалась она скрупулезно:

– Михаил Трофимович следил за каждой ниточкой и деталью, за тем, чтобы я все выполнил. Спектакль был экзотический даже по тем временам, по нынешним – тем более. Мы были задрапированы так, что дышать было нечем, а надо было петь и плясать. Микрофонов не существовало, и артист работал своим голосом на большой зал под оркестр, который гремел вовсю. Костюмы, совершенно фантастические, производили ошеломляющее впечатление на ребенка: лисы, волки – все были как настоящие. Изредка дети сотрудников оказывались за кулисами и чуть в обморок не падали, когда видели это вблизи. Это было очень страшно.

Спектакль «Сказки» отличался большой реалистичностью костюмов и использованием объемного грима (художник Владимир Дмитриев). Все животные в нем были как настоящие, и совсем маленькие зрители очень эмоционально реагировали на происходящее. Как пишет в своей книге о ЦДТ Александра Гозенпуд, сцена семерых голодных волков пугала детей, и на протяжении всей сценической истории спектакля волчий «вокализ» так и не был устранен его создателями. Вспоминает Алексей Блохин:

– Сейчас это назвали бы трэш. Спектакль был страшный, дети рыдали. В наше время рассказывали легенду, как Надежда Афанасьевна Литвинович (зав. Педагогической частью – прим. ред.) в самые напряженные моменты выходила на сцену и говорила: «Дети не бойтесь, все кончится хорошо!»

Но вместе с тем, это был и очень красивый, реалистично оформленный спектакль. В нем было множество, как бы мы сейчас сказали, спецэффектов, завораживающих зрителей – и дым из трубы шел, и огонек в печке горел, и теремок отворялся. Рассказывает Александр Бордуков:

– В те годы все еще были ориентированы на старый МХАТ и работали люди мхатовского воспитания, потому все было «по правде»: гром, цоканье копыт делались вручную деревяшечками, железочками…

– А у ослика были чечеточные ботики, которые цокали, когда он скакал, и это было так интересно, что хотелось посмотреть, как это делает актер, – вспоминает Татьяна Веселкина.

Спектакль шел более 40 лет и за такую долгую жизнь зрительский интерес к нему не угасал.

– В спектакле была занята чуть ли не вся труппа – человек 50-60, это было наше первое знакомство с большущей труппой. – рассказывает Татьяна Веселкина. – И все то, что мы видим на сцене, все это кружево и легкость – огромнейший труд. А если говорить о доступности – да, это был спектакль, на который можно было приводить малышню, потому что сказки Маршака, как и сказки Чуковского – одно из первых, с чем знакомят маленьких. Они знают персонажей и находятся внутри этих сказок. Но поставлено было все гораздо художественнее, чем способен оценить трехлетний.

«Конек-горбунок» был выпущен в 1952 году Марией Кнебель и Анной Некрасовой. Ивана-дурака на премьере играл Олег Ефремов, Царь-девицу – Маргарита Куприянова. Двадцать лет спустя при возобновлении спектакля Царь-девица осталась прежней, а на роль Ивана ввели Александра Бордукова. Он вспоминает:

– Спектакль тоже был уникальный. Когда я вводился, уже многое не работало, чудо-кит не открывал рот, не моргал. Но он был такой праздничный, волшебный изнутри! С потрясающей музыкой и оркестром. Он был очень долгим, шел три часа, и когда я выходил из театра, у меня было ощущение, что жизнь кончилась – так это было мощно.
Получилось, что я был последним Иванушкой, пятым. А что касается Маргариты Григорьевны, это была волшебная партнерша, одна из тех редких партнерш, которая умела любить на сцене. И она фантастическая красавица! Действительно Царь-девица! Если она на сцене на тебя смотрела, у тебя сердце падало бог знает куда. Было ощущение, что за ней хоть на край света. Когда я вводился, робел перед ней, потому что она была гораздо старше меня, опытнее. И когда дело доходило до последней картины, я очень боялся целоваться, вообще не знал, как это делать. Пока занавес закрывается – идет поцелуй, и она мне говорит: «Саша, поцелуйте в губы. Это долго можно делать».

Маргарита Куприянова была знаменитой актрисой-травести, и в спектакле по книге Януша Корчака «Король Матиуш Первый», который был поставлен Петром Фоменко в 1965 году, сыграла главного героя. Это была ее любимая роль: маленький король, пытающийся построить справедливое государство. Основной темой постановки были проблемы гражданского общества, но детей в этом спектакле трогало то, что они не могли жить так, как хочется, из-за ограничений, которые накладывают взрослые. Насколько детские спектакли гражданской тематики были интересны зрителям тех лет? Рассуждает Александр Бордуков:

– Дело совсем не в гражданской тематике Дети всегда что-то хотят изменить, и в сказке была попытка организовать такое общество, какое им хочется. Но это трагическая история, которая показала, что так никогда не будет, потому что есть взрослые и есть другой мир, в который ты со временем вольешься и будешь жить по его законам.

– Мне кажется, это сейчас «гражданскую позицию» выделяют, как будто это что-то отдельное, – добавляет Татьяна Шатилова, – а ребенок, по сути, за справедливость. И «Пиноккио», и «Праздник непослушания», и «Чиполино» – это все политические сказки, которые всегда пользовались популярностью. И это на самом деле то, что трогает ребенка. Вот у нас сейчас идет спектакль «Я хочу в школу», и ребята сравнивают тот 7 «А» со своим 7 «А». Им это до боли страшно, когда у них не так – такова степень сопричастности к спектаклю, потому что касается конкретно ребенка. Когда зрители видели в «Короле Матиуше» собрание детей, они приходили в свою школу и писали Корчаку, потому что там подсказано, что так можно. Это была просветительская штука.

Яркие, красочные декорации для «Короля Матиуша» создал театральный художник Эдуард Змойро. Один из самых драматичных моментов в спектакле – его финал, когда Матиуш приговаривается к ссылке на необитаемый остров, – был прекрасно поддержан сценографией. Так ее описывает Александр Бордуков, сыгравший в более поздних спектаклях друга короля – Фелека:

– Очень долго Петр Наумович мучился с финалом, в результате он возник фантастически простой и до слез трогательный. Все было как в плоском рисунке, как иллюстрация в книжке. На сцене был установлен трапециевидный покатый станок, и висели языки, обозначающие город с условными домиками – в три плана. Матиуш шел по авансцене, заходил за первые домики, и они начинали подниматься. Он проходил в другую сторону, заходил за языки, и они опять поднимались, заходил за третьи языки и оказывался на середине сцены. Малюсенькая фигурка оставалась на фоне бесконечно голубого неба, и в этот момент зрители понимали, что он там, за океаном, один. И сразу наворачивались слезы.
Это был драматический спектакль, зрители смотрели его по многу раз и очень любили. И исполнители любили. Какие в нем были прекрасные министры – как теперь говорят, звезды, – самые прекрасные артисты, у которых мы учились: и Андросов, и Перов, и Полупарнев... Сцены были выстроены графически, даже жестикуляции министров: один почесал ухо, другой положил цилиндр. Это можно было смотреть бесконечно, при том, что все они говорили: «Мы ученики Кнебель и Эфроса! Мы воспитаны работать по психологической правде. Мы в другом театре воспитаны! Формалист пришел на нашу голову! Сколько это будет продолжаться?!» Они так бунтовали, что он (режиссер П.Фоменко – прим. ред.) с трудом загонял их в эту форму, и на спектакль обрушился успех. И это закон театра: надо довести до победы и тогда всё простят.

Матиуш в исполнении Маргариты Куприяновой в спектакле и Нины Антоновой в видеоверсии подтолкнул к разговору об амплуа травести. И первый вопрос, который прозвучал: когда набирались актрисы в студию при ЦДТ и в сам театр, подразумевалось ли, что они должны будут исполнять травестийные роли? На что Александр Бордуков ответил:

– Обязательно! – и зачитал отзыв ученика 6 «А» класса 698 школы Александра Солунова о постановке «Белеет парус одинокий», в котором мальчишескую роль исполнила Светлана Харлап. – «21 марта я ходил в Центральный детский театр… Больше всего мне понравилось, как играл в роли Павлика ученик студии Сергей Харлап. Хотя его роль была мала, но она осталась у меня в памяти. Например, плач. Он плакал так правдиво, когда стукнулся или когда украл у него 12 копеек Петя, что, казалось, по залу прокатился плач пятилетнего ребенка. И смеялся, как настоящий ребенок: дикция, жестикуляция, походка». Вот видите, как написано про травести? Поздравляю, Светлана Евгеньева!

Актрисами-травести были в свое время и Татьяна Шатилова, и Татьяна Веселкина, которые рассказали о работе в этих амплуа, а также о том, насколько труден был их переход к возрастному репертуару. Первой ответила на этот вопрос Светлана Харлап:

– Мой переход прошел замечательно! Потому что не надо было наконец-то утягиваться, дышать можно было свободно! Как только я родила сына, перешла на характерные роли: хрюшечки, лягушечки, тетушки...

– Я тоже легко перешла, даже не почувствовала. – добавила Татьяна Шатилова. – Сыграла тетку Елену в «Близнецах». Правда, мне все время давали курить трубку. Но это не мое, я сроду не курила.

– Актер подневольное существо, – рассказала Татьяна Веселкина, сменившая амплуа одной из последних. – Чтобы он перешел на другие роли, в замысле спектакля должен быть именно такой взрослый. Ну а потом, мы же взрослеем, и не хочется, чтобы из зала было видно, что взрослый человек играет ребенка.
Если вы видели Татьяну Юрьевну, Светлану Харлап, Людмилу Гнилову, Таню Аксюту, Лару Моравскую, актрис травести младше меня, то это уникальная совершенно структура. Это не только маленький рост. Это и голос. Посмотрите: что у Светланы Евгеньевны, что у Татьяны Юрьевны голос – колокольчик до сих пор. А курить трубку просили, чтобы он заматерел.
Травести – это уникальный дар, великий, тонкий, звонкий счастливый голос, психофизика другая. Только поступив сюда, я узнала, что я травести. И это было открытие, а потом великое счастье, потому что очень много было спектаклей, где главные герои были дети: «Король Матиуш», «Димка-невидимка», «Сомбреро»...
А психофизика знаете у ребенка какая? Взрослый может устать и быть на сцене усталым, а ребенок, если устает, сразу падает спать. Именно поэтому быть ребенком на сцене взрослому человеку становится психофизически трудно.
А сейчас это не востребовано, потому что детей играют другого вида люди, и это более созвучно времени. Но я вас уверяю, что исполнители самых удачных травестийных ролей – это уникумы. Это даровано не всем.
А когда из мальчиков переходишь во взрослые роли, заново учишься – тоже великая штука. Это актрисе жизнь дает шанс начать заново совсем другую историю.

Такую историю, в которой она была не менее успешной, чем исполняя своих заменитых мальчиков, была Валентина Сперантова. В «Сказках Пушкина» она уже играла старуху.

«Сказки Пушкина» – еще один спектакль-долгожитель ЦДТ, который был поставлен в 1966 году Лесем Танюком и сыгран 1041 раз. Он, включивший в себя «Сказку о рыбаке и рыбке» и «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях», неоднократно возобновлялся. Татьяна Веселкина, которая вслед за Татьяной Шатиловой и многими другими актрисами сыграла в нем Золотую рыбку и Царевну, говорит, что восстанавливать его можно было бесконечно, потому что помогали «прекрасный материал и строгая структура постановки: музыкальная, танцевальная, мизансценическая. Это все сохранялось специальными людьми, передавалось скрупулезно, до каждого "полуповоротика", поэтому он работал как балет».

– Когда мы пришли учиться, у нас была мечта, конечно, сыграть во всех сказках. Тем более это был очень музыкальный спектакль, что добавляло интереса, азарта – а сможешь ли ты? И в нем играла целая плеяда артистов. Наш состав, который ввели в начале 1990-х, играл последнюю обновленную версию. Играла я Царевну после Людмилы Владимировны Гниловой, и кроме восхищения и жуткого азарта, было желание в этом раствориться и никого не подвести. Спектаклю подновили декорации, сшили новые костюмы по историческим меркам. Они были тяжеленные, расшитые бисером, очень достоверные, необыкновенные короны. Он был очень красивый, очень манкий, его прекрасно смотрели.

В 1973 году была записана телевизионная версия этого спектакля, и хоть она, по словам актеров, не передает всей прелести настоящей постановки, – Алексей Блохин говорит, что спектакль был «в 100 раз краше, ярче, веселее и интереснее» – в нем можно увидеть и колоритные сказочные декорации, и костюмы Эдуарда Змойро, и почувствовать атмосферу, создаваемую прославившими ЦДТ артистами – Михаилом Андросовым (Шут гороховый), Анатолием Щукиным (Дед), Валентиной Сперантовой (Баба), Людмилой Гниловой (Золотая рыбка, Царевна), Валерией Меньковской (Царица), Иваном Вороновым (Царь), Антониной Елисеевой (Злая мачеха), Галиной Новожиловой (Чернавка) и многими другими замечательными актерами.

«Веселое сновидение» Сергея Михалкова, с которым театр начал сотрудничать еще до войны и ставил уже во второй раз эту его пьесу, был еще одним «звездным» спектаклем. В нем, поставленном в 1969 году Владиславом Шпаком, играли Иван Воронов, Антонина Елисеева, Михаил Андросов, Маргарита Куприянова, с которой роль Андрюши Попова делила Татьяна Шатилова. Рассматривая фотографии, возникает мысль, что все эти спектакли ЦДТ – в которых сыграло не одно поколение артистов – были эстафетной палочкой, через которую передавались не только традиции отношения к профессии, но и мастерство, актерская школа, что подтверждает Татьяна Веселкина:

– И то, что спектакли одни актеры передавали другим, тоже было в традиции. Труппа была очень сильная, поэтому, когда приходили новенькие, то весь груз ответственности и весь бэкграунд они брали на себя. Во всяком случае, на художественном уровне. И очень хранили! Партитура роли была настолько дорога и разработана, что ее передавали в мельчайших нюансах. Сначала артист пытался выполнить все, что ему было передано, а потом подключался его личный темперамент, но это не нарушало рисунок. Спектакли и жили долго, потому что в театре всегда была ансамблевость.

Сказка Самуила Маршака «Горя бояться - счастье не видать» в постановке Сергея Яшина в 1974 году дала роли Александру Бордукову и Алексею Блохину. Этот музыкальный и очень яркий спектакль был оформлен Эдуардом Змойро. Вспоминает Александр Бордуков:

– Он сделал такой лубок, где все были в мочальных париках. Двигаться приходилось фантастически много, мокрый был спектакль. Мочало секлось и сыпалось за шиворот, тем не менее, было очень весело. Я вообще благодарен Сергею Яшину за то, что в первый раз он поручил мне характерную роль старого царя. Играли мы с Мишей Жигаловым и Ларисой Гребенщиковой очень азартно. Практика, которую мы прошли здесь, в детском театре в сказках, незаменима ничем, потому что это воспитание доверчивости, легкости, азарта, включенности в разных персонажей, часто зверей или какие-то характерные роли. Это такая школа, после которой во взрослом театре уже ничего не страшно.

Алексей Блохин в этом спектакле играл небольшую роль молодого купчика, о которой рассказывает так:

– Я сидел себе тихо-мирно на наших зеленых диванах, и мне говорят: «О! Блохин! Пошли! Одевайся, сейчас дадим тебе слова, куплеты. "Мне не спится, не лежится сон-дремота не берет, я пошел бы к Насте в гости, да не знаю, где живет". Вот это и споешь! 15 минут репетиций – и я дебютировал молодым купчиком».
О каких ролях я мечтал? О молодом купчике, конечно, не мечтал. А играл кошечек, собачек, молодых купчиков, лисичек, старых волчих – очень много, и, в принципе, это замечательно. Это огромная школа для артистов, колоссальная школа. Если подумать: ну что там играть волчиху? Полтора слова, куча грима, куча костюмов. Я не могу сказать, что это Гамлет или Король Лир, конечно нет. Но все равно это огромное удовольствие. Артистом вообще быть удовольствие. Играть любую роль, яркую роль. Вообще, когда ты занимаешься тем, что тебе нравится, это большое счастье.

В спектакле, «Емелино счастье» по пьесе Романа Сефа и Виктора Новацкого, поставленного в 1975 году Анной Некрасовой, Светлана Харлап и Татьяна Шатилова играли соответственно Марию и Царевну и вспоминали о том, как радовались своей очереди выходить на сцену с потрясающим партнером Александром Соловьевым – Емелей. Как он постоянно порывался брать Марию на руки и как Светлане Евгеньевне было страшно, что он надорвется или оба – когда они проезжали на печке по краю сцены – упадут в оркестр. А еще Светлана Харлап помнит, как живо детская аудитория переживала за героев, как легко и увлеченно ребята вступали в диалог с артистами:

– Однажды, когда Емеля уехал в царство за своей возлюбленной, я оставалась на сцене одна со скалкой в руках и произнесла: «А как же я, без печки-то?», – мальчик со второго ряда сказал мне: «Да на газу!»

Музыкальный спектакль «Кошкин дом», также объединивший почти всех участников встречи, выпущен в 1975 году Сергеем Яшиным. И это была первая роль Алексея Блохина, сыгравшего в нем Кота-жениха:

– У нас были совсем другие костюмы – не те, что в сохранившейся видеоверсии, и мы в нем много переодевались. Это было интересно: за одну минуту меня три костюмера переодевали из рассказчика в Кота-жениха, приклеивали усики, и – выскакиваешь играть. Самое интересное, что мы играли его в 10 утра! В 9:30 были уже в костюмах, на распевке. Иногда другой состав болеет, и ты играешь два, иногда три спектакля в день. Я называл это «кошкин день». В 10:00 и в 13:00 – «Кошкин дом», а вечером сказку А.Александрова «Шишок». Я там был Черной кошкой на пару с Евгением Редько. И к вечеру поневоле замяукаешь!

Художником спектакля был Эдуард Змойро, который создал изумительные костюмы для всех героев и, конечно, для главной героини спектакля – Кошки, которую исполнила Татьяна Шатилова:

– Это все Змойро! Какой-то период моей жизни он был «моим» художником. И в «Шутниках» костюм для меня делал, и в «Кошкином доме». До мельчайших подробностей всю меня изучил. Потрясающий художник, и я ему очень благодарна, потому что костюм – уже половина роли.
И еще мне очень нравилось играть такое животное, как кошку. Она же у нас на глазах во всех видах, но нужно было найти кошачьи детали. Не пальцы же делать с когтями... Пластикой в спектакле занимался Миша Кисляров, так что работа была проделана очень интересная.
В спектакле был живой оркестр, мы пели в три-четыре голоса, театр был очень подкован музыкально.

– Когда Эдуард Петрович принес эскизы костюмов и собрал всех – а он любил с актерами их обсуждать, – я рыдала, – рассказала Светлана Харлап, сыгравшая в спектакле Свинью. – Это была моя первая роль после рождения сына, до которого я весила 47 кг. И теперь пыталась костюмом что-то скрадывать. Говорю: «Эдуард Петрович, Вы сделали брючный вариант, а я брюки не надену, я не могу сейчас. Сделайте юбочный». А он говорит: «Дурочка! Мне же нужен окорочок! Ты же Хрюшечка, а не кто-нибудь!»

Интересно было сравнить эту постановку со спектаклями старого ЦДТ, а главное, порассуждать о зрителях, которые тоже несомненно менялись. И несмотря на то, что «Кошкин дом» 1970-х выглядел слишком современно для тех лет, сегодня, по словам Алексея Блохина, его можно показать только как винтаж, как ретро:

– Тогда было проще, дети не были такие искушенные. Сейчас невозможно соревноваться с мультфильмами, которые снимает Голливуд и Европа. Понятно, что театр – это совершенно другое, это живое, бьющееся сердце. Но нынешние дети по-другому мыслят, у них другая скорость. И поэтому ставить и играть нужно еще ярче и еще интереснее. Кто-то из великих сказал: «Детский спектакль – это операция на сердце». Ее нужно так аккуратно делать! И еще ярче, еще правдивее. И средства нужны декорационные, музыкальные богатые, потому что тогда дети это примут.

– Еще, мне кажется, раньше театр для детей был подарком, – добавила Татьяна Веселкина. – Помню, как здесь, в фойе, в антракте спектакля по своей пьесе Сергей Михалков подписывал детям программки. Это был целое событие. А сейчас: «Мы пойдем в театр, а потом в "Макдональс"». И это приуменьшает тот праздник, которым был театр. Он оказался в череде компьютерных игр и «Макдональдса». А он все-таки – возвышение духа, и к нему надо как на концерт в консерваторию готовить.

В 1980-м руководство ЦДТ (ставшего в 1992-м РАМТом) взял на себя Алексей Бородин, являющийся художественным руководителем театра и по сей день. Конечно, с приходом нового руководителя театр неизбежно менялся, но наследовал и что-то от прежнего театра. Что же?

– Он унаследовал Татьяну Юрьевну Шатилову, Светлану Евгеньевну Харлап, Татьяну Эдуардовну Веселкину и Блохина, – ответил на этот вопрос Алексей Блохин. – Второе, что он унаследовал, это сочность актерской игры. Она все равно в крови у этого другого театра, который теперь называется РАМТ. Это не уходит бесследно. Мы не можем повести биохимический анализ, что точно он унаследовал, но он взял лучшее, а ненужное ушло самое по себе...

– А еще он унаследовал принцип отбора пьес и литературных произведений, – завершила разговор Татьяна Веселкина. – Наш театр до сих пор ориентируется на хорошую литературу. Мне очень дорого, что у нас у всех есть возможность играть в очень хороших пьесах. И уважение к зрителю: в постановках РАМТа нет такого, чтобы разозлить. Они пытаются вызвать на разговор, но не на спор. Это вызов другого характера, призыв к диалогу. Не напугать, не отвернуться. Нам важен зритель, мы жаждем его как актеры, и наши постановки ждут зрителя и без вас не существуют.

 

Александра Ерошенко

Фото Екатерины Моневой и из архива театра