Мера ответственности и цена жизни каждого
Спектакль «Нюрнберг» Алексея Бородина
19.03.2016
Какова мера ответственности и цена жизни каждого? Этот вопрос – актуальный для нас и сегодня – прозвучал особенно остро с окончанием Второй мировой войны. Ответить на него стараются и герои последней премьеры Алексея Бородина «Нюрнберг», спектакля-обладателя премий «Хрустальная Турандот», газеты «Московский Комсомолец», четырежды номинанта премии «Золотая Маска».
Аккуратный с виду немецкий ресторанчик «Nurnberg» внутри оказывается огромным – с бильярдом на заднем плане, столиками на переднем и мощной барной стойкой, похожей на судебную кафедру. Персонал занят своим делом, готовя ресторан к открытию. Но вот появляются первые посетители – герр Ханн (Андрей Бажин), герр Хоффштеттер (Андрей Сорокин), герр Ламппе (Вячеслав Николаев) и герр Яннинг (Илья Исаев), когда-то обвиняемые в чудовищных преступлениях против человечества, и их судья Хейвуд (Александр Гришин). Своим появлением они превращают ресторанчик в Нюрнбергский дворец правосудия. Идея режиссера спектакля Алексея Бородина – «повторить» состоявшийся некогда суд над судьями. И сделать это спустя годы, показавшие, что виновные, с таким трудом когда-то осужденные, снова на свободе, и, что самое страшное, никому – даже пострадавшим от их преступлений – нет до этого никакого дела.
Метаморфозы сценического пространства спектакля – невероятный труд художника Станислава Бенедиктова. Действие в нем может начинаться за барной стойкой, которая вдруг становится судебной кафедрой. Столики и стулья превращаются в скамью подсудимых, а завсегдатаи ресторана – в зрителей и свидетелей обвинения. Эти немыслимые изменения подчеркивают тонкое сплетение повседневной, обыденной жизни и жизни глобальной, исторической, в которой принимаются решения в масштабах целого народа, страны и даже мира. Возможно, эти события меняют все человечество, а возможно, оно безразлично к ним, и вся эта борьба за справедливость лишь выдумана кем-то для того, чтобы совершить не имеющий отношения к реальной жизни ритуал.
Обвинения выдвигаются четко и официально. Подсудимые отвечают не сразу, делая это расслабленно и размеренно, словно в такт музыке, звучащей вокруг. Но вот на сцену оживленно врывается адвокат Рольфе (Евгений Редько), на ходу произносящий десятки слов в минуту с пылом, доказывающим его непоколебимую веру в то, о чем говорит: «Права она или нет, это моя страна», – так начинается один из Малых Нюрнбергских процессов – суд над бывшими судьями Гитлеровской Германии. На нем Хейвуду предстоит приговорить четверых человек, как некогда те приговорили тысячи. Конечно, он может их и оправдать: у него есть выбор, как когда-то и у них. Или все же выбора нет?
В отличие от Ханна, Хоффштеттера, Ламппе и Яннинга, действовавших по указке нацистской верхушки, Хейвуду не диктуют того окончательного приговора, который он должен будет вынести. А потому он принимается тщательно разбираться в доверенном ему деле. С одной стороны, перед ним предстает история всего немецкого народа: упадок его моральных сил, его унижение, отчаяние и «долгожданное спасение» под крылом уверенного в своей силе, непоколебимого, властного лидера. С другой, – бесстрашная слепота и трусость отдельных людей, приведшие к миллионам жертв фашистского режима. Кто в этом виноват и кто заслуживает справедливого наказания?
Именно человек, отдельная единица, личность попадает в фокус Хейвуда. Перед ним встают несколько историй: немцев, евреев, сумасшедших и здравых, любящих и любимых, судий и подсудимых.
Спектакль целиком построен на противопоставлении толпы и личности. Стoит на огромной сцене появится двум или трем фигурам, приковывающим к себе внимание, как через несколько мгновений они растворяются в яркой массе, не переставая, однако, говорить о важном, но их становится неслышно. Если бы только вся толпа говорила об одном... Но она шумит о разном. Но стоит лишь присмотреться, и заметишь: каждый в ней живет своей жизнью – у каждого своя история, даже у тех второстепенных персонажей, чьих имен и званий зритель так и не узнает. Это словно напоминание о том, что народ состоит из «человеков», что история толпы складывается из историй тех, кто в нее входит.
Герр Петерсен (Тарас Епифанцев). Помощник пекаря. Был приговорен к стерилизации. Огласка данного дела, закрытого несколько лет назад, производит на присутствующих неизгладимое впечатление. На сцене появляется и сам осужденный – добродушный, общительный малый, не всегда впопад отвечающий на задаваемые вопросы. В результате допроса становится очевидным и абсолютно доказанным тот факт, что Петерсен оказался несчастной жертвой страшнейшего преступления – принудительной стерилизации. Казалось бы, и вина его судьи уже доказана. Но Рольфе снова «возобновляет» дело. Он спрашивает Петерсена о его школьных успехах и просит составить предложение, используя слова «заяц», «охотник», «поле». С этой простой задачкой осужденный не справляется – так главным фактом повторного обвинения становится наследственное слабоумие Петерсена. Все слабоумные по закону нацистской Германии должны были быть подвержены стерилизации, чтобы в будущем общество стало абсолютно здоровым. Причиняя страдание одним, судьи обеспечивали спокойствие и безопасность других. Но безопасность ли и спокойствие? И стоит ли одна человеческая жертва множества других жизней? Разве не каждый человек бесценен?
Фрау Бертхольт (Нелли Уварова). Вдова, чей муж был приговорен к смертной казни за преступление против человечества. «Вы действительно думаете, что мы знали?» – на грани отчаяния спрашивает она Хейвуда. Она знала лишь то, что он выполнял свой долг, а она защищала его в суде и не смогла защитить. Теперь Фрау Бертхольт состоит в попечительском совете оперного театра: отстраивает город заново, возрождая его культуру – отстраивает заново свою жизнь, возрождая себя.
«Но как же они могли не знать?» – вновь и вновь спрашивает себя Хейвуд. Как такое вообще возможно? Они не знали или не хотели знать? Как и те, что сейчас снуют по ресторану, поют, общаются, танцуют. На их глазах происходит суд, но едва ли он их интересует. Они заняты своей жизнью и не хотят больше видеть процессов. На их глазах вновь и вновь складывается история, случаются трагедии, ломаются жизни, а они продолжают шутить, петь и плясать...
Практически все допросы свидетелей прерваны в спектакле музыкальными номерами – ресторан живет своей жизнью. И это невероятно тонкий режиссерский ход. С одной стороны, он как будто отвлекает и развлекает зрителя: кажется, спектакль было бы тяжело смотреть и осмысливать – слишком уж серьезные вопросы он поднимает. И не будь этих пауз, он подавлял бы своей глубиной и трагизмом. Но это лишь поверхностное впечатление. Актерские номера создают фон, на котором происходит одно из решающих событий в жизни нации, страны, мира; где поднимаются вопросы прошлого – в том числе, и танцующих. Так когда-то на их глазах к власти пришел Гитлер, и многие из них способствовали этому: не только своим «голосом», но и невмешательством. Но тогда готовы ли они нести за них ответственность?
Фрау Ирен (Дарья Семенова). Молодая немка, несколько лет назад участвовавшая в унизительном судебном процессе, где была обвинена в сокрытии отношений с евреем. Процесс повторяется вновь, становясь кульминационным моментом спектакля. Является ли Нюрнбергский процесс важным для Ирен? Она согласилась в нем участвовать, потому что знала – «к этому все и придет»: судьи, которые пристрастно осуждали людей, сами окажутся на скамье подсудимых. Но он лишь тревожит ее прошлое, которое почти забыто. Его ворошат, в нем копаются, выуживая все новые и новые воспоминания, мало уже что меняющие и лишь только приносящие боль, раздражение и унижение. И кажется, что сегодня Ирен совсем не важны истина и справедливость. Ей хочется все забыть, как страшный сон и петь в приятной ресторанной компании. Быть может, главное для нее сейчас – ее муж (Андрей Сипин), трогательно заботящийся о ней во время суда? Что-то внутри переворачивается при виде страданий на его лице во время судебного процесса – ему невыносимо, что теребят ее прошлое. Невыносимо это становится и Эрнсту Яннингу. Ведь это он вынес приговор по делу Ирен несколько лет назад. А теперь «хочет сделать заявление» в качестве подсудимого.
Эрнст Яннинг (Илья Исаев). Один из тех, кто вызывает интерес судьи и адвоката как человек, осознающий свою ответственность. Ему не нужно ничего, кроме справедливого решения – того, чего ему самому не доставало в работе. Он ждет понимания и наказания. А от адвоката пытается отказаться, в полной мере признавая свою вину. На заседании суда он произнесет свою единственную долгую речь… Но толпа закрывает Яннинга от Хейвуда, не давая договорить. Она не хочет, чтобы Эрнст Яннинг остался услышанным. Толпа – вот те обстоятельства, что мешают процессу: те обычные немцы, которые не уделяют ему достаточно внимания, те, кому он кажется ненужным. Но, как мы помним, этот суд важен для Хейвуда. Он принял решение разобраться в прошлом, как никто уверенный, что преступления против человечества, совершенные в третьем Рейхе, касаются каждого отдельного человека и по прошествии времени. Люди не могут просто закрыть глаза на содеянное фашистской Германией. Они больше не могут быть глухими, не могут молчать! Так они уже делали в прошлом.
Хейвуд дает Яннингу слово, заставляя тем самым толпу на сцене расступиться и занять места в зале суда. Так одному удается наконец сказать, другим – услышать. Яннинг признaется в содеянном им и другими обвиняемыми, расскажет о том, что не жалеет о тех ложных приговорах, которые выносил в прошлом. Тогда они были его выбором, и он считал этот выбор приемлемым в условиях положения страны. Теперь, когда этот выбор оказался ошибочным, Яннинг не отказывается от него. Этот выбор все еще принадлежит ему, а значит, вместе с ним и ответственность.
Когда-то перед обвиняемыми судьями стоял выбор – судить по справедливости или по приказу. Сейчас этот выбор встал перед Хейвудом.
Хейвуд. Неизвестный американский судья, принявший значимое для всего мира решение. Судья, вынесший приговор о пожизненном заключении четверым преступникам, совершившим преступления против человечества. Понимающий, что его подсудимые, как и многие другие немцы, присоединились к национал-социалистическому движению в надежде оказать помощь своей стране, защитить как ее, так и своих сограждан. Который, несмотря на это, готов вынести приговор о пожизненном заключении виновных, потому что последствиями их согласия режиму были тысячи человеческих жертв. Его соотечественники тем временем обсуждают политическую выгоду иного решения: «Мы должны заручиться поддержкой немцев. Мы нуждаемся в них. Приговаривать лидеров нации к длительному тюремному заключению – не самый лучший способ завоевать их расположение». «Сегодня вы выносите приговор мне! Завтра большевики вынесут приговор вам!» – бросает Эмиль Ханн Хейвуду. Адвокат Рольфе уверен, что «не пройдет и пяти лет, как все приговоренные вами к пожизненному заключению окажутся на свободе». Но на фоне этих высказываний, которые окажутся пророческими, судья остается непреклонен. Он пока не знает, каким коварным окажется ход мировой истории. Единственное, в чем он уверен: люди, совершившие преступление, должны отвечать за них в соответствии с установленными порядками и законами.
Каждый человек судит других по их поступкам. Каждый делает выбор изо дня в день, принимая на себя ответственность за собственные действия. Герр Яннинг утверждает, что «не знал, что это так обернется». Он верил в то, что чудовищные преступления смогут поднять его страну с колен, потому и согласился на них. Но Хейвуд уверен: «Это так обернулось в тот самый момент, когда вы впервые приговорили к смертной казни человека, зная, что он не виновен».
«Мы – это то, во что мы верим, что защищаем, даже если защищать это невозможно», – так Хейвуд заканчивает свой процесс, политически невыгодно, но чрезвычайно важно в масштабах человечества. Потому что преступления против него должны наказываться по закону, даже если это представляется кому-то невозможным.
Мария Яворская
Фото Сергея Петрова
