Эпос и комикс: два в одном

Екатерина Гранитова и Петр Налич рассказали зрителям о создании «Северной одиссеи»

24.11. 2015

Молодежный образовательный проект «Театр+» в нынешнем сезоне проходит как цикл «Театральная академия». Это встречи с профессионалами театра и мастер-классы, на которых они рассказывают о тонкостях своего мастерства, где зрители также могут задать им свои вопросы. Предлагаем вашему вниманию фрагменты стенограммы разговора с создателями спектакля «Северная одиссея» режиссером Екатериной Гранитовой и автором-исполнителем Петром Наличем. Его тема – «Музыкальный спектакль в драматическом театре». Ведущая встречи – автор проекта Ольга Бигильдинская.

Музыкальный спектакль в драматическом театре

Фрагменты стенограммы

Ольга Бигильдинская: Сегодняшняя встреча будет посвящена не традиционным жанрам музыкальных постановок – водевилям, опере, а именно драматическому спектаклю, в котором музыке уделяется особое место. Если брать недавний рамтовский опыт, то в 2009 году в нашем театре Алексеем Бородиным был поставлен спектакль «Портрет» по Гоголю, в котором принимал участие ансамбль «Эрмитаж» под руководством Алексея Уткина. И вот в этом сезоне у театра в некоторой степени похожий опыт – режиссером на сцену выведен музыкальный коллектив, который – как главный герой спектакля – вообще не уходит за кулисы. Сегодня о создании такого спектакля мы поговорим с режиссером премьеры нашего театра «Северная одиссея» Екатериной Гранитовой и автором-исполнителем музыки к спектаклю Петром Наличем. А откроет встречу художественный руководитель РАМТа Алексей Бородин.

Алексей Бородин: Чаще всего музыка играет определенную роль в спектакле. Спектакль вообще строится как музыкальное произведение, даже когда музыки в нем нет. Но наш случай совершенно необычный. Екатерина Геннадьевна Гранитова – известнейший режиссер – придумала, что будет ставить этот спектакль по замечательному киносценарию. Я смотрел прекрасный студенческий спектакль «История мамонта», который она ставила с молодыми ребятами выпускного курса Олега Кудряшова по роману Алексея Иванова «Географ глобус пропил», и помню буквально каждую минуту из него. Там в финале в записи прозвучала песня Петра Налича «Крылья». Видимо, с тех пор у Екатерины Геннадьевны, появилась идея сотрудничества с композитором. Петр Налич – это потрясающе эрудированный, высокого интеллекта человек, он создал себе такое имя, что когда все произносят его, то смотрят друг на друга с уважением. И вот когда возникла идея, что, может быть удастся его уговорить сделать спектакль, мы, естественно, поддержали ее в нашем театре. Мы не знали, получится или нет. Как это в итоге получилось, они сами вам расскажут.

Ольга Бигильдинская: Екатерина Геннадьевна, у Вас за плечами довольно богатый опыт постановки музыкальных спектаклей. В Вашем послужном списке есть и мюзиклы, и оперы. В 10 Ваших постановках на сцене играют живую музыку. Понятно, что Вам интересно привлечение музыкантов, но почему для постановки с первого взгляда абсолютно немузыкального материала Вы все-таки выбираете музыкальное решение?

Екатерина Гранитова: Мне кажется, в вопросе уже есть ответ. Я свое творчество без музыки в принципе не мыслю, и поскольку воспитывалась в ГИТИСе на курсе Леонида Хейфеца, где преподавал Олег Кудряшов, один из самых лучших театральных режиссеров, связанных с музыкой, то он бациллу любви к музыке в театре во мне и посеял. И сейчас этот этап, когда получился спектакль с Петром, мне кажется, большая награда за весь мой труд на поприще музыкальных спектаклей.

Ольга Бигильдинская: Скажите, идея драматургически-музыкального равноправия  в спектакле когда возникла?

Екатерина Гранитова: Когда приглашаешь музыкантов такого масштаба, само собой разумеется, что будет двуполярная композиция. И что одна часть должна обязательно соответствовать другой, и что этот синтез должен произойти очень органично. Наверное, самым сложным был поиск, чтобы ничто не перевешивало. И я так понимаю, что и Петр тоже стоит на этих позициях.

Петр Налич: Мне кажется, в этом спектакле чудесно выстроено взаимоотношение, грань между ансамблем с одной стороны и сценическим действием с другой. Они друг в друга абсолютно не проникают, нет братания, общего пения-играния. И нет такого, что в оркестровой яме сидит оркестр, а народ в мобильниках копается, а артисты на сцене танцуют балет. И в этом смысле получилось чудесное соприкосновение, которое едва-едва, по касательной проходит, но все время держится. Как шарик на шарике стоит: они балансируют, все время рядом, но друг в друга не входят и не разрываются. Мне кажется, очень интересный баланс получился.

Ольга Бигильдинская: Петр, все сценарии, которые Луцык и Саморядов писали, посвящены конкретному времени – переломному для нашей страны. И если времена 80-х – 90-х Екатерине Геннадьевне знакомы, так как это времена ее юности, то для Вас это время близкое, но незнакомое. Вам не боязно было писать о нем музыку?

Петр Налич: Я родился в 81-м году. Соответственно, в конце 80-х я был уже вполне себе осмысливающим реальность человеком, но, конечно, не мог воспринимать это как двадцати-, тридцати-, сорокалетние. Для меня, как и для двадцатилетних, это была какая-то эйфория, радость: что-то происходит, что – неизвестно и непонятно, но здорово. Жуткие очереди за продуктами, номера на руках, дефицит кругом, один геркулес в магазинах. На Садовом кольце в универсаме, помню, стояли эти желтые коробки с красивым таким человеком с граблями деревянными. И везде только геркулес и растерянные лица продавщиц. Вот эту картину я помню. Так что слом эпох я все-таки застал и осмыслил.

Ольга Бигильдинская: То есть Вам было не страшно браться за спектакль, посвященный тому времени?

Петр Налич: Это совершенно не при чем, что я его застал. Это мог быть хоть про XVII век спектакль. Как говорил Высоцкий, совершенно не обязательно побывать на войне, чтобы писать об этом. Важна именно та художественная линия, интонация, которая есть в сценарии и которая меня сразу пленила, почему мне сразу и захотелось принять самое деятельное участие в постановке.

Ольга Бигильдинская: А что в материале Вас зацепило?

Петр Налич: Сочетание с одной стороны чего-то абсолютно бытового, максимально приниженного, а с другой стороны – потрясающе возвышенного, что одиссея – это и эпос, легендарные какие-то личности, которые узнаваемы сквозь времена, тысячелетия, как те же самые греческие герои, но при этом они наделены бытовыми особенностями и характеристиками, которые нам хорошо знакомы. У них живая речь, при этом остро и хлестко выстроенная, а чувство языка и ритма зашкаливающее. И это простая, казалось бы, история о том, что они просто куда-то пошли, не туда попали, с приключениями, романтикой и криминалом – такой боевик. Но на самом деле за ней стоят мысли, в которые как в сугробы проваливаешься на два метра. Мне показалось это очень интересным.

Ольга Бигильдинская: Синтез музыки и драматургии в этом спектакле стоит отдельного разговора. И поэтому хочется узнать, каким образом начиналось ваше сотворчество.

Екатерина Гранитова: Началось со знакомства. Списались, созвонились, встретились. Петр прочитал сценарий. Сейчас уже кажется, что это было неизбежно. Когда все идет так вдохновенно, нет сопротивления атмосферы, кажется, что все правильно. С этой точки зрения все было очень по-взрослому, спокойно. Когда мы начинали работать, ни у меня, ни у Петра не было представления о жанре, он искался совместно. Понятно, что есть определенные клише музыкального театра, мы все их знаем, есть номерная структура, есть фоновое, есть сквозное, есть оперы, рок-оперы. Мы сразу решили, что не вступаем ни в одну из этих зон классического подхода. И дальше, честно сознаюсь, высочайший, тончайший вкус Петра Налича для меня был путеводной звездой в поиске жанра.

Петр Налич: Да, так и было. Мы договорились, ударили по рукам. Я начал придумывать темы, музыкальные настроения, и, конечно, волновался, когда презентовал заказчику. Когда какие-то вещи сразу попадали в то настроение, какое надо, я очень радовался. Какие-то вещи не попадали – мы их выкидывали. Какие-то вошли в спектакль под другими знаменами, и это тоже здорово. Сначала я отталкивался от чего-то из текста, выдавал штуку, которая состояла из нескольких перетекающих друг в друга тем. Некое попурри, оформленное художественно и композиционно. Однажды провели репетицию, и оказалось, что одна такая вещь вошла в спектакль вся без изменений, и на нее поставили танец.

Екатерина Гранитова: Хорошее было попурри.

Петр Налич: Финал у нас получился совсем как сборная солянка, а остальные вещи выстроились композиционно. Просто их я не строил как обычные песни: запев, куплет, припев. Все делалось совершенно просто: тема ушла, а тут вернулась, а тут она с модуляцией на всякий случай, чтобы показать, что у нас и хоры могут быть. В одном варианте, чтобы хор в унисон пел, а во втором все разложено по голосам. Вошли оба – и тот, и другой, как две части композиции. В этом плане шло постоянно формирование музыки от текста и от театральной ситуации, и наоборот – где-то музыка сама формировала театральную ситуацию.

Ольга Бигильдинская: Когда вы начали репетировать, музыка еще не была готова?

Петр Налич: Процентов 85 было готово. Одну тему в начале американского акта мы потом дописали. Там была песня «Fire», но решили, что это слишком лирично-трагично. Еще не известно, что произошло, а трагизм уже появился. Я предложил одну легкомысленную вещицу, и она пригодилась.

Екатерина Гранитова: У нас была очень ответственная подготовка. Материал готовился в течение года.

Петр Налич: В июне мы договорились, с ансамблем начали работать в апреле, а во второй половине мая стали собираться уже на сцене.

Ольга Бигильдинская: Режиссер ставит рамки музыканту?

Петр Налич: Отбор – это и есть рамки, которые у тебя существуют. Вдобавок есть определенные стереотипы, комплексы и локальные задачи, которые ты себе ставишь. Огромное количество всяких векторов, которые тебя куда-то двигают постоянно. Казалось бы, это свобода. Но на самом деле ты находишься вне свободы, в плену своих задач, стереотипов и прочего. А когда тебе ставят рамки, что возможен только такой набор инструментов и только такая эмоция, другие не нужны, и «вся глубина вашего таланта здесь тоже не нужна совершенно». И ты думаешь: ну блин, как же, я же такая многогранная личность. А потом обрисовываешь эмоцию, выражаешь ее музыкально, и выясняется, что суженная палитра и рамки дают тебе гораздо большую свободу. Имея только 3-4 краски, ты вдруг находишь какие-то совершенные вещи, которые никогда не нашел бы, если бы тебе эти рамки не поставили.

Ольга Бигильдинская: Екатерина Геннадьевна, скажите, какую задачу изначально Вы поставили Петру?

Екатерина Гранитова: В какую-то из встреч мы договорились, что будет очень странно, если в этом материале какой-нибудь актер выйдет и запоет арию – это сломает все. Мы также говорили о неком постоянном пульсе спектакля – музыке как организующей этого мира.

Петр Налич: Еще чисто технически мы с Екатериной Геннадьевной смотрели по темам: есть тема дороги, любви, тема страшного экшна, бандитского нападения...

Екатерина Гранитова: … тема порно-фильма...

Петр Налич: … лихих 80-х. То есть были конкретные темы, с которыми мы работали. Что-то сразу попадало, как «казачок-чекамас» или тема лихих 80-х. А вот любовную утвердили только в 8-м варианте. При этом две песни – «Falling down» и «Love swing» – были претендентами на звание темы любви, но вошли потом в спектакль в другом контексте. А все задачи были поставлены абсолютно нормально: делаем темы, потом выбираем, где-то выводим их в фон, где-то на первый план. Такая вот была структура.

Екатерина Гранитова: И принципиально было введение актерских голосов.

Петр Налич: Да-да-да. Это очень важно. Мы сразу поняли: надо обязательно опираться на то, что многие актеры поют, и некоторые поют очень хорошо, и что хоры будут наш второй оркестр.

Ольга Бигильдинская: А как происходила работа с хорами? Когда уже была готова музыка? Вы репетировали и понимали, что вот здесь нужно ввести голоса?

Петр Налич: Нет-нет. С самого начала я понимал, что здесь будет хор. Я в эскизе уже закладывал этот хор, а потом выписывал, собственно, в партитуре. И после уже с помощью замечательного Максима Олейникова, хормейстера, мы это оформляли. Вообще, я встретился с совершенно потрясающим профессионализмом, самоотдачей и очень благодарен Максиму за то, что он так круто работает: дотошно, дергает меня, если не хватает какой-то ноты, если что-то недоделали. Я видел, как он с самого начала с актерами работает, как результат становился все лучше и лучше и потом актеры, действительно, здорово поют, у них все получается. Огромная работа была проделана.

Ольга Бигильдинская: Петр, в спектакле играет не коллектив, с которым Вы постоянно выступаете, а артисты, специально приглашенные для участия в этом спектакле. Почему это произошло? И какие музыкальные инструменты в нем принимают участие?

Петр Налич: Ну, в первую очередь, потому что просто нужен был определенный набор музыкальных инструментов, которых не было в моем коллективе. Некоторые музыканты, которым я предложил, были заняты и не могли так глубоко окунуться в театральную историю. Например, Дима Сланский (барабан) играет по очереди с Володей Жарко. Звукорежиссер Володя несколько раз нам помогал «рулить» спектаклем. Так что кое-какие пересечения с моим коллективом, конечно, были. Впоследствии во втором составе у нас сыграет Дима Симонов, басист. Но пока что первый состав может и хочет, и играет. Так что замены только вынужденные. Вот барабанщики часто меняются, но они оба уже хорошо знают программу.
По музыкальным инструментам мне сразу показалось, что необходимо задать большую палитру звуков. Так как я уже знал, что многие саксофонисты играют на флейтах, то пригласил замечательных музыкантов – Антона Залетаева, который играет на тенор-саксофоне, поперечной флейте, блок-флейте и еще на какой-то бамбуковой, которая шумовые звуки издает, и Олега Маряхина, который играет на баритон-саксофоне и сопрано-саксофоне.
Таким образом, получилась довольно широкая музыкальная палитра: где нужно дать драйву, жару, играет 2 саксофона – баритон и тенор, где нужно дать что-то такое непонятное, играет блок-флейта что-то народное, если же нужен просто ансамбль – играет сопрано-саксофон и поперечная флейта.
Фортепиано – это Алиса Мандрик, совершенно замечательный музыкант. Она потрясающа тем, что одинаково легко может играть и классику, и все, что угодно, вот ей ноты поставь – она работает как матерый музыкант, но, с другой стороны, умеет обращаться с тембрами, играет джаз, импровизирует в любом совершенно стиле. Мне было важно, чтобы музыканты могли себя легко чувствовать в разных стилях, чтобы они были подвижны: здесь мы уходим из классики в соул, джазовое, а здесь в какой-то непонятный арт-рок, где нет совершенно никаких законов. Придумываем, что хотим. И вот эти возможности я искал в музыкантах. На басу играет Сережа Сокулер, на гитаре – Сергей Фролов. Такой у нас состав.

Ольга Бигильдинская: Я знаю, что еще латунный чайник принимает участие.

Петр Налич: Латунный чайник – очень важная часть данного спектакля.

Ольга Бигильдинская: Расскажите!

Петр Налич: Это очень смешно получилось. В эскизах, где нужно было задать настроение, сочинить атмосферную музыку, тянулась длинная нота, на фоне которой нужен был какой-то звук. А у меня стоял декоративный чайник, который нам друзья подарили – и я поцокал по нему: ну, здорово звучит. Причем, по ручке стукнешь – так звучит, по носику – сяк. Я думаю: какая классная вещь. Постучал тут, постучал там, и он в нескольких эскизах прозвучал. Потом на репетицию прихожу, и Катя говорит: «Петя, а чайник где?» Я говорю: «Серьезно?», – а она: «Ну, конечно, он же так звучит!» И я думаю: действительно, что я его списываю со счетов, ведь он на месте оказался, пришелся ко двору.

Ольга Бигильдинская: Он «приходит» на спектакль каждый раз?

Петр Налич: Чайник приходит на спектакль каждый раз. Мало того, он такой благородный матовый блеск имеет. Так что да, обязательно.

Ольга Бигильдинская: А что с текстами в Ваших композициях происходит? Режиссер проверял тексты на соответствие замысла?

Петр Налич: На самом деле, так сложилось, что я очень боюсь ручаться за тексты. Но в договоре было написано, что я тексты должен написать. И я спрашиваю: «А, может, уберем этот пункт?» Мне не то, чтобы трудно, я просто боюсь, у меня не получится. Почему-то за музыку я более спокоен был. Но мы настроились, попытались уже влезть в это дело, и я сказал, посмотрим, что будет получаться. И так здорово сложилось, что те обрывки текстов (текста там, собственно, не так много) собрались, подтянулись. Вот если брать пресловутое «белорыбица»…

Ольга Бигильдинская: … и еще диковинные «лобан» и «чекамас». Зачем Вы это придумали? Мы подпеть не можем – мы же не знаем, что это такое.

Петр Налич: Ну, честно говоря, на то и был расчет, чтобы люди не знали, что это такое, что-то абстрактное, какое-то русское слово вроде бы, но мы его нигде не слышали. На самом деле, рыбаки все знают, что такое лобан и что такое чекамас. Я не знал. У меня была смешная история. Мой приятель Сережа Кочетов – настоящий казак из станицы Вешенской. Мы с ним как-то обсуждали исполнение песен и он говорит: «Вот, послушай на ютьюбе есть классная песня, настоящая донская, она малоизвестная ?Белая рыбица чекамас ? ». Я вбиваю название и там показывают рыбаков, которые поймали этого чекамаса, и песни никакой нет. Но это словосочетание запало мне в душу, и я стал везде этого чекамаса пихать. Именно потому, что это и интересно и что-то непонятное – белая рыбица чекамас – как приговор какой-то, наговор. И поэтому эта фраза казачья с движениями и без у нас присутствует как существо. К песне «Еду далеко» я как-то сразу сочинил два куплета, послал Екатерине Геннадьевне: «О! То, что надо, годится!», – и как только получил от нее письмо, сразу на ходу ее доделал и песня сложилась. А песни английские сначала были без текста, просто какие-то абстрактные английские слова и звуки. А постепенно они обросли членораздельными фразами, предложениями.

Ольга Бигильдинская: Екатерина Геннадьевна, Вам вопрос. Когда смотришь спектакль, иногда создается впечатление, что музыка начинает диктовать пластику актерам, некоторые решения мизансцен. У меня даже родилась формулировка «драматический балет». Так было задумано изначально, что в каких-то мизансценах актеры делают что-то буквально под музыку?

Екатерина Гранитова: Я же не смотрю спектакль, я его сделала. Это вы его смотрите, у вас возникают какие-то ощущения. Честно говоря, не могу назвать сейчас жанра, не хочу формулировать. Такое фантазирование у нас получилось. Первую часть мы называем эпосом, эпическим путешествием, вторая часть – это кабаре или комикс. Получилось два разных жанра, и это специально, потому что Америка и Россия – два разных полюса, два разных мышления. Что касается Вашего вопроса, здесь, как говорят профессионалы, нельзя существовать под музыку, нельзя существовать вне музыки, нужно существовать в музыке. Это какая-то волшебная формула, которой каждый режиссер, работающий с музыкой, хочет достигнуть. Но это вам судить, получилось или нет.

Петр Налич: Тут еще нужно упомянуть Албертса Альбертса.

Екатерина Гранитова: Да, естественно. Албертс Альбертс – наш балетмейстер, очень интересный художник. Я видела много его работ, но позвала в первый раз, мне показалось, что он не постановщик номеров, а очень точно улавливает задачу, стилистику, зону между пластикой и драматическим действием. И он очень хорошо сработал на наше общее дело.

Ольга Бигильдинская: Мы начали говорить о том, что спектакль делится на две части: первая – это путешествие по Сибири, вторая – американская. Тема России и Америки сегодня и благодарная, и неблагодарная. Но, тем не менее, существует источник, в котором Луцык и Саморядов эту тему подняли. Когда вы стали делать спектакль, вам хотелось что-то из этой темы умолчать?

Екатерина Гранитова: Мы, наоборот, постарались точку зрения на открытие Америки русскими людьми в 89-м году максимально «распушить» и транслировать. Что Америка – это не что-то конкретное, а какое-то радужное потрясение, запах жвачки вкуснейший.

Петр Налич: Прекрасно помню, как в 88-м году начали приезжать туристы, и на улице к нам подошел американец: «Chewing gum? Um-um?» Нам подарил по пачке жвачки «Hollywood», в каждой по 11 пластинок. Это было что-то космическое. Потом была эта культура фантиков, когда люди собирали огромные коллекции, они ценились, из-за них были скандалы, драки, разрывы отношений. В общем, это была настоящая болезнь. Кто-то выменял видеокассеты на коллекцию фантиков, кто-то свою коллекцию продал, и все: «Как, коллекцию продал? Ничего себе!» То есть этот радужный мир был совершенно инопланетный, и вот это настроение я прекрасно помню. Абсолютно низкопоклонное, раболепное.

Ольга Бигильдинская: Над какой частью спектакля вам интереснее всего было работать – над первой или над второй?

Петр Налич: Конечно же, обе части это разные музыкальные краски. Но это как невозможно сказать, что я люблю только медленные песни, и поэтому быстрые песни надо выключить. Конечно, не так. Где-то хочется рок-н-ролла, соул-фанка, где-то хочется что-нибудь лирическое, этническое. Когда я осмотрел всю предложенную эмоциональную палитру, подумал, что это как раз то, что надо. Они соединяются, соприкасаются, перетекают друг в друга, где-то, наоборот, резко обрываются и друг друга перебивают. Так что никакого предпочтения в этом смысле у меня не было.

Екатерина Гранитова: Опять же – был линейный замысел, там все работает на одно путешествие.

Петр Налич: Роуд-муви.

Екатерина Гранитова: Там нет структуры романа: много ветвей, много сюжетных линий. Здесь одна компания проходит свои испытания. Нужно было наладить драйв, чтобы эти приключения и испытания были убедительны.

Ольга Бигильдинская: Знаю, что Петр изначально должен был выйти на сцену в качестве актера, но потом вы отказались от этой идеи. А если бы вышли, что бы это могло быть?

Петр Налич: Я, честно говоря, очень не хотел выходить. Просто Екатерина Геннадьевна сначала сказала: «Будет здорово, если в какой-то момент Вы выйдете на сцену, с ребятами споете». Я почувствовал, что мне будет очень дискомфортно в этой ситуации – как собачка или кролик на сцене, или как лошадь. Вы смеетесь, а я видел, что в одном уважаемом театре  на сцене появляется настоящая лошадь. И как раз помня о том, как это разломало спектакль к чертовой бабушке, я посчитал, что не буду этой лошадью. И мы решили пытаться выстроить баланс. Мы отказались от этой идеи, чтобы не было ощущения, что спектакль перешел в жанр концерта, чтобы осталось ощущение напряжения между сферами – музыкальной и драматической.

Ольга Бигильдинская: Музыка в спектакле очень разная, но в любом случае – это музыка, посвященная одному спектаклю. Создает ли она единую атмосферу, и какая это атмосфера?

Петр Налич: Действительно, она очень разная, и если человек послушает эти песни отдельно, то, может быть, и не догадается, что это музыка из одного спектакля. Но в канве  всего действия, мне кажется, нет ощущения, что музыка перетягивает на себя или где-то выпадает. Там все достаточно уместно.

Екатерина Гранитова: Сложность была, когда Петр присылал материал, и темы были хорошие, но нужен был «the best». Было понятно, что нужно этого добиваться: чуть-чуть потрясти и дожать хорошего музыканта.

Ольга Бигильдинская: То есть в некоторых местах приходилось включать свою режиссерскую волю?

Екатерина Гранитова: Да, потому что ставки были слишком высоки.

Ольга Бигильдинская: Насколько сложно было работать на заказ?

Петр Налич: Трудно это назвать сложностью: ты делаешь эскизы, присылаешь, их утверждают или не утверждают, предлагают что-то доделать. Если бы пошло препарирование внутри музыки, мне было бы сложно, я бы очень напрягался и переживал. Но такого не было. Так что режиссерская воля распространялась ровно настолько, насколько надо, чтобы достигнуть хорошего результата. А то, что какие-то вещи не вошли, – это нормальный рабочий процесс. Для меня самым сложным было бы, если бы я понимал, что аванс уже скоро перечислят, а у меня половина вещей вообще не получается, и я не знаю откуда их брать, и пороха нет. Но такого момента, к счастью, не было.

Ольга Бигильдинская: Я читала в одном из интервью, что театр несколько изменил Ваше отношение к собственному творчеству и что Вам было интересно работать именно над спектаклем, поскольку в нем единая идея для всей музыки, которую пришлось придумывать. Планируете ли Вы в дальнейшем сотрудничество с театром и писать что-то для театральных постановок?

Петр Налич: Планирую. И даже один молодой режиссер из Пермского ТЮЗа уже предложил мне сделать музыку к спектаклю «Обыкновенное чудо».

Ольга Бигильдинская: Не страшно?

Петр Налич: Страшновато. Но, по крайней мере, мы начали работать с этим. Надеюсь, что-то сложится.

Екатерина Гранитова: Чувство ревности во мне.

Петр Налич: Работа в театре действительно оказалась для меня чем-то особенно чудесным, именно потому, что это не просто концерт. Здесь все выстраивается иначе: здесь люди вот это говорят, и поэтому это зазвучало. А здесь они этого не сказали, или что-то произошло на сцене, поэтому музыка зазвучала иначе. И это совершенно особая радость, особый кайф оттого, что это происходит. И поэтому я очень рад, что такая огромная, интереснейшая работа проведена.

Ольга Бигильдинская: Екатерина Геннадьевна, скажите, пожалуйста, несмотря на то, что у Вас богатый опыт работы с музыкантами большой величины, работа с Петром Наличем и его коллективом привнесла что-то в Ваш профессиональный опыт?

Екатерина Гранитова: Это, действительно, музыкант высокого класса. Когда приходишь на концерт какого-нибудь пианиста, где человек играет сложнейшие вещи, всегда хочется целовать его руки. Поэтому работать с музыкантами, а с хорошими особенно – это всегда наслаждение, счастье. Режиссерская профессия – это постоянная учеба, которая никогда не заканчивается, и каждый опыт привносит что-то совершенно неожиданное. Мне очень понравилось, что у Петра нет никакого намозоленного представления о театре, понравилась его открытость. С одной стороны, его абсолютная свобода и полет в работе, а с другой, мы оказались все очень дисциплинированные, что я тоже очень люблю. Потому что театр – это коллективное творчество, где все друг на друге завязаны, и если кто-то позволяет себе быть просто вольным художником, остальным очень тяжело. А здесь было настолько легко в этой чудесной ответственности летать, что это мне очень понравилось, Петя, спасибо.

Петр Налич: Да, в каком-то смысле, очень полезно редко ходить в театр – становишься человеком со свежим взглядом. Я в театр хожу, конечно, но я все равно домашний человек. А здесь я сталкивался с людьми, которые постоянно ходят в театр, и это круто. Но, кстати, когда я попадал в театр, и там играла живая музыка, меня это сразу очень сильно подкупало. И поэтому идея Екатерины Геннадьевны, что должна быть живая музыка, а не фонограмма, тоже меня подкупила. Одно дело, когда в спектакле играет пластинка Шаляпина – это антураж. Но когда звучит фонограмма, и люди под нее поют…

Ольга Бигильдинская: Совершенно другая энергетика?

Петр Налич: На несколько градаций ниже. И поэтому то, что Екатерина Геннадьевна сразу нацелилась на живой коллектив и то, что театр провел огромную работу для того, чтобы все это устроить – купили профессиональное оборудование, которого здесь не было: мониторы, пульт, комбики гитарные и басовые, – это очень круто, мы поняли, что мы действительно нужны. И очень серьезные музыканты согласились принять в этом участие. Работа очень большая, очень сложная, и, в сравнении с их обычными ставками, гонорары не очень денежные. Но при этом ребята говорят, что им очень интересно, они с удовольствием играют и говорят: «Не надо второй состав». И это для меня бальзам на душу.

Екатерина Гранитова: Сама атмосфера РАМТа…

Петр Налич: Да, все чувствуют движение, которое есть в этом театре. Я тоже сразу почувствовал, что здесь всем надо. То есть никакого нафталина, серого академизма – этого всего нет здесь. Это и актеры ощущают, и мы как музыканты сразу это почувствовали и поняли, что что-то интересное и клевое мы здесь сделаем.

Ольга Бигильдинская: Вы сейчас записываете диск с музыкой к этому спектаклю. Когда он выйдет?

Петр Налич: Там получается 22 трека. До Нового года точно планирую его выпустить.

Екатерина Гранитова: А в концертах Вы играете эту музыку?

Петр Налич: Пока я не даю таких концертов. Когда-нибудь потом. Ощущение, что пока рано еще выносить эту музыку за стены театра. Хотя я ее очень люблю и получится клевый концерт.

Ольга Бигильдинская: У Вас не было идеи пригласить наших артистов спеть с Вами вместе?

Петр Налич: Так как пока не было идеи сделать такой концерт, то до этого тоже пока не доходило. Впредь, конечно, мы будем рассматривать такие идеи, но пока что мне нравится, что музыка гнездится в театре.

Ольга Бигильдинская: Екатерина Геннадьевна, следующий Ваш спектакль будет связан с музыкой? Может, у вас есть на примете музыкальный коллектив, который Вы хотели бы в него пригласить?

Екатерина Гранитова: Ничего не хочу сейчас фантазировать на вопрос о творческих планах.

Петр Налич: Что, больше не будете с Петром  работать?

Екатерина Гранитова: Честно говоря, трудоемкий проект получился. Надо чуть-чуть собрать организм, потому что энергетический выплеск был очень большой. А планы будут, конечно, с музыкой. Может быть, и с Петром…

Петр Налич: Если позовут, я с удовольствием буду работать еще.

Ольга Бигильдинская: Вот и договорились. Спасибо вам большое! Я думаю, что и среди зрителей есть те, кто хотел бы задать вопрос, поэтому мы даем им такую возможность.

Из зала: Спасибо за эмоции от спектакля. Сегодня вы затронули темы музыки и композитора, музыки и режиссера, музыки и актера, музыки и пластики, а вот музыку и декорации обошли вниманием. Расскажите немного о декорациях к спектаклю.

Екатерина Гранитова: Огромное спасибо за вопрос, потому что без художника Роситы Рауд мы не мыслим этого спектакля в целом, и здесь мы едины.

Петр Налич: Да, я помню момент, когда мы говорили о том, какие будут декорации. Я попадал в театры, где драматически все было неплохо, но декорации и костюмы такие, что я вообще не мог смотреть на сцену. И я очень боялся этого момента в РАМТе. Все хорошо: такой сценарий замечательный, пишу музыку, что-то уже получается. Но если  будет плохая сценография, то это будет убийственно. А тут я вижу макет и сразу понимаю, что это очень круто, что это высший мировой уровень: степень условности, объем, игра всяких штук, которые здесь работают так, а там по-другому. Даже мне, непрофессионалу в этой области, было понятно и ясно. И я сразу почувствовал, что половина успеха уже есть. Потому что, на мой взгляд (бывшего архитектора), декорации, и вообще картинка – это не меньше половины успеха действия.

Из зала: Росита Рауд – эстонка?

Екатерина Гранитова: Литовка, но живет и творит в Таллине уже много лет. Но по происхождению она – советский человек.

Из зала: Это она задала более холодный, спокойный тон будущей декорации?

Екатерина Гранитова: Это штамп восприятия прибалтийцев как северных людей. Росита – это абсолютно человек-ураган с безумной энергией, авантюризмом. Вы понимаете, что приехать сейчас в Россию – тоже мужественный поступок? Но что интересно: она училась в Ленинграде в ЛГИТМИКе у Кочергина, замечательного художника. Она застала еще тот период, когда все республики варились в одном большом котле. Но уже имеет пройденный этап с Евросоюзом и европейским стилем. Ее однокурсники очень интересно ставят и в России, и за рубежом, это очень интересное поколение художников. И она, действительно, один из интереснейших представителей профессии. Я всегда очень ценю художников, которые меня послушают, покивают и сделают так, как чувствуют, придумают всю образную систему. Поскольку она сделала множество спектаклей, то прекрасно понимает, что нужно. Естественно, мы обсуждали работу, но главная идея, конечно, от нее: расстановка Америка-Россия, грандиозность этой саги.

Из зала: Большое вам спасибо за этот спектакль, потому что он делает меня счастливой, несмотря на то, что подоплека у него совершенно не счастливая. И спасибо за музыку. Когда начинает играть флейта – это мой самый счастливый момент в спектакле. За белорыбицу спасибо. И, собственно, вопрос. Я читала много критических статей, рецензий на тему спектакля, и вот мне кажется: то ли рецензенты сами не очень понимают и смотрели этот спектакль как картинки – поверхностно, то ли считают, что зритель немножко туповат, этого не рассмотрит. Спектакль глубже, чем просто музыкальная история, которая лежит на поверхности. Не боялись ли Вы связываться с Луцыком и Саморядовым, допуская вероятность, что возможно, не все их поймут? Ведь они не всегда прямо говорят о том, что подразумевают. И еще маленький вопрос. Мы нашли 3 разные концовки спектакля. Какую концовку спектакля выбираете вы сами?

Екатерина Гранитова: У меня сейчас 3 концовки, потому что каждый должен снять свое кино. А у вас какая концовка, Петр?

Петр Налич: Умирают или не умирают герои? Сегодня мне кажется, что умирают.

Екатерина Гранитова: Видите, как интересно.

Петр Налич: Кстати, мы тоже немножко не поняли, что там происходит. То ли они умерли в  конце второго акта, то ли не умерли, то ли они уже в загробном мире. Но мне вообще не кажется, что надо писать обязательно в программке: «Если кто не понял, герои выжили». Мне как раз нравится фантазийность в конце второго действия, мистическое настроение, когда непонятно, что происходит. Никакие точки над i совершенно не надо ставить. Остаются вопросы – и это очень хорошо.

Екатерина Гранитова: А не боялась ли связываться с Луцыком и Саморядовым… Естественно, всегда, когда связываешься с провокационным материалом, попадаешь в зону риска. Конечно, боялась, все живые люди. Но моя позиция – все время вляпываться в какой-нибудь эксперимент.

Ольга Бигильдинская: На самом деле, мне кажется, в любом случае каждый зритель увидит свое. Для кого-то спектакль будет праздником, для кого-то – открытием, для кого-то потрясением. Для меня это спектакль совершенно про русских, и вышла я из зала с некоторыми мыслями про себя и про мой народ.

Из зала: Еще раз спасибо вам за эти эмоции. Это было невероятно, я давно такого не чувствовала. Мы с подругой, когда вышли из театра, были все в слезах. Решили прийти еще раз просто, чтобы потанцевать, потому что в первый раз было бы как-то странно: все сидят, а ты один танцуешь на балконе. Как бы вы отнеслись к тому, если бы люди начали танцевать?

Петр Налич: Честно говоря, это сложный вопрос. На концерте всегда сочетаешь музыку более подвижную с менее подвижной. Я в этом смысле человек опытный. Бывают конфликты, когда ты вдруг даешь чуть больше ритма, и кто-то начинает танцевать в первых рядах, а сзади сидят – я прям вижу – люди такие в пиджаках. И им не то, чтобы было не интересно, им интересно в другом формате представление. Поэтому я, конечно, почувствую себя неловко, если вы в первых рядах начнете танцевать. А если где-то на балконе, уже рядом с тетеньками, которые запускают, рядом с портьеркой, то там тихонечко и скромно можно. Знаете, это те самые рамки, о которых мы говорили. Это не только к музыке, но и к общему контексту всего действия, и к залу вообще.

Ольга Бигильдинская: Вообще, скоро диск будет, и можно будет дома танцевать.

Петр Налич: Скоро можно будет дома потанцевать!

Екатерина Гранитова: Я всегда за кулисами пляшу весь спектакль, поэтому не могу запрещать.

Ольга Бигильдинская: Под какие песни Вы пляшете, расскажите!

Екатерина Гранитова: Подо все.

Ольга Бигильдинская: К Вам привязываются песни из этого спектакля? Вот бывает, что отрепетировали, а потом поете дома?

Екатерина Гранитова: Я так долго прожила с этими песнями. Эта музыка – просто часть меня. Это большой прекрасный кусок моей жизни.

Подготовили Мария Четырина и Юлия Жданова

Молодежный образовательный проект "ТЕАТР+"