Тайны северных сказов

Встреча с создателями спектакля «Пятиречие»

30.08.2023

18 мая 2023 года в Белой комнате РАМТа состоялась встреча с создателями спектакля «Пятиречие». В разговоре «Тайны северных сказов» приняли участие режиссер Сергей Тонышев и артисты Юрий Григорьев, Алексей Гладков, Диана Морозова и Антонина Писарева. Ведущая встречи – автор проекта Ольга Бигильдинская. Предлагаем вам фрагмент стенограммы разговора.

Ольга Бигильдинская: Эту встречу мы пытались организовать с марта месяца. Как потом оказалось, не случайно, потому что в марте исполнилось 180 лет со дня рождения Марии Дмитриевны Кривополеновой, архангельской сказительницы, сказки которой вы слышите в нашем спектакле «Пятиречие». Но сегодня тоже дата, имеющая отношение к спектаклю. 18 мая – ровно 11 месяцев со дня премьеры.
Вообще, этот спектакль – большое событие для нашего театра. Во-первых, это напоминание о том, какая у нас большая страна. Во-вторых, о том, какое у нас большое историко-культурное наследие. И напоминание какое прекрасное – хочется со шкатулочкой сравнить, но это будет этнографически не точно. Это такой туесочек, из которого, когда ты его раскрываешь, вылезают не только люди, характеры: там и запахи, и звуки, и всякие напевы, в общем, целый хоровод северных людей со всем тем, что к нему прилагается.
Но прежде, чем мы начнем говорить с вами об этом спектакле, хочется отдать дань тем людям, благодаря которым мы получили материал, который слышим в нем. И сначала хотелось бы поговорить немножко об Ольге Эрастовне Озаровской. Сергей, сможете о ней вкусно рассказать? Так же вкусно, как Вы спектакль поставили?

Сергей Тонышев: Ну, чтобы долго не вдаваться в жизнеописание… Не знаю, знакомы ли зрители с жанром вербатим. Есть такой театральный жанр, когда документально собранный материал – это интервью, какие-то встречи с живыми людьми, с историями их жизни, – превращенный в нечто художественное, в спектакль или в кино. Вот мы смотрим кино какое-нибудь и там написано: «Основано на реальных событиях», – вот это почти вербатим. Вербатим – это документ. И, собственно, Ольга Эрастовна Озаровская сто с лишним лет назад в первый раз поехала в Архангельскую губернию собирать вербатим. Исторически у нас сложился жанр сказания, сказа или сказки. И, собственно, эти сказы она поехала собирать. Первый раз у нее это не получилось, потому что было большое недоверие к чужакам…

Ольга Бигильдинская: С карандашом еще которая приехала и тетрадочкой.

Сергей Тонышев: Да, да. Это очень закрытые люди изначально, но, тем не менее, она не остановилась в своих поисках, поехала еще и еще раз и в итоге повстречалась, собственно, с Махонькой. И еще с несколькими сказителями, но вот с Махонькой у них нашелся общий язык, и они объездили еще полстраны с этими сказами.

Ольга Бигильдинская: Ольга Эрастовна устроила этой бабушке гастроли в Петербург, Москву и другие города: было более 60-ти выступлений.

Диана Морозова: Я добавлю. Я недавно ехала в машине и по радио «Культура», случайно его включив, [услышала, как] в гости пришли два человека – парень и девушка, и они рассказывали о том, как полюбили русский Север и летом планируют кемпинг прямо на Пинеге в этих старых домах, проводить там выставки, лекции – просто молодые люди, влюбившиеся в Север. Этот интерес пробуждается, видимо.

Сергей Тонышев: Не знаю, от чего это зависит. Мы тоже, наверное, какую-то энергию в это вложили: ой, а вы знаете, что есть вот это. В общем, я восхищаюсь Ольгой Эрастовной в смысле той работы документальной, которую она проделала, и художественной тоже. Это сравнимо, не знаю, с «Островом Сахалин» Чехова, когда человек, узнав о том, что он болен чахоткой, поехал через всю страну на Сахалин и сделал полную перепись. Здесь важен и культурный аспект, помимо всего прочено. Там очень много есть чем заниматься, много прекрасных памятников архитектуры, зодчества деревянного, церквей, которые жители этих деревень пытаются как-то сохранить, зачастую своими силами восстанавливают, и это часть нашей страны, огромный багаж знаний и культуры.

Ольга Бигильдинская: Сергей, а почему Вы выбрали труд именно этого человека, когда много других фольклористов и до, и после Ольги Эрастовны…

Сергей Тонышев: Когда я учился в ГИТИСе, а я учился в мастерской Сергея Васильевича Женовача, на каждом курсе в каждом семестре было задание. 1 курс, 2 семестр – сказки. Мы берем разные сказки русские народные: Афанасьева и так далее, прекрасные сказки, которые мы знаем и которые вообще не знаем. А эти исследования, собранные, наверное, в 14-ти или 15-ти томах, нам принес Сергей Васильевич, раздал режиссерам. Мы взяли какие хотели, но могли меняться между собой. Я прочитал какое-то количество этих сказок, начал пробовать делать «Пятиречие», только в другом – более игровом ключе, действенном. И эта книга у меня осталась еще с тех времен. Собственно, сама Ольга Эрастовна – актриса, человек театра, и то, что она собирала, откликалось на театральные какие-то вещи, на театральную природу, на то, как это говорится зрителю. И то, как этот человек собирал, какие усилия предпринимал и какой материал был собран, наверное, меня и зацепило. И вообще, разность этих историй. Кстати, они структурированы не просто так…

Ольга Бигильдинская: Сейчас мы про структуру книги поговорим, и про структуру спектакля, в том числе, но у меня вопрос: те сказки, которые звучат в нашем спектакле, выбирали Вы или выбирали актеры, которых Вы собрали, под себя?

Диана Морозова: Изначально, когда мы делали этюд (этюд по «Пятиречию» был впервые показан на лаборатории «Молодые режиссеры – детям» в августе 2021 г. – прим. ред.), материал, в который мы влюбились все, был представлен Сережей. А когда это уже взялось в работу в театре, то Сережа нам дал, во-первых, задание на лето, он сказал: «Прочитайте всю книжку и выберете себе, собственно, что хотите». Мы записывали по несколько сказок, и из этого либо что-то оставалось, либо что-то в процессе менялось. Причем, неважно, кто сказитель. Потому что, например, у меня один мужской сказ. Это не имело никакого значения. Просто мы начитывали текст, и Сережа по этому понимал, подходит – не подходит, получается – не получается.

Сергей Тонышев: Начался процесс сочинения.

Диана Морозова: Да, [материала] было изначально гораздо больше, но, вероятно, режиссер понял, что это не возможно. Надо привыкнуть к говору, это сложновато: формат час двадцать, мне кажется, это идеально.

Сергей Тонышев: Есть условие, что [спектакль играется] в Черной комнате и, конечно, ты не сделаешь спектакль на три часа. Это данность просто. Можно, конечно, постараться, но, наверное, не с этим материалом. Вы представляете, 50 сказов? Чтобы это слушать, нужно ну что-то такое придумать, чтобы все эти они были слышны и как-то доходили до зрителя.

Диана Морозова: Ну, мне просто кажется, что такая работа требует включения с двух сторон. Когда приходит зритель не очень подготовленный, он может спать. Один раз женщина пришла с сыном, сын смотрел, а она так немножко…   

Сергей Тонышев: Это, на самом деле, такое дело, каждый по-разному смотрит…

Диана Морозова: А один раз я выходила [после спектакля] через главное фойе на улицу, и шла зрительница с мальчиком, ну лет, может быть, 10-12, и такая: «Спасибо, спасибо». Я: «Наверное, молодой человек ничего не понял?» – «Нет, что Вы, мне все понравилось, я все понял». То есть, на каком-то своем уровне ему понравилось. Это было удивительно для меня. Ведь там сказы разные есть: про смерть, про убийство, не только сказки, не только выдумка. У меня есть быль, например. Еще я думала, наречие, диалект будут смущать.

Сергей Тонышев: Это серьезная очень история. Если мы говорим о сказках, записанных современным языком, это одно, а здесь все-таки документ. И для ребят, я думаю, это какой-то актерский подвиг: понять, как это вообще произносить.

Из зала: Но именно лексика и разговоры – главная история, в которую ты погружаешься.

Ольга Бигильдинская: Главный герой этого спектакля – язык. Давайте перейдем к работе с этим материалом, с языком. Озаровская считала, что «народный эпос на сцене невозможен без погружения в бытие и мышление людей, его сочинивших». И, собственно, ездила она для того, чтобы погрузиться. Ну и материал новый в свой репертуар найти. Согласны ли вы с утверждением, что в этот материал нужно погрузиться, и если да, то как вы делали это при репетициях спектакля?

Антонина Писарева: Я думаю, если бы у нас была возможность, мы бы с удовольствием все съездили бы в какую-нибудь экспедицию. Ну а так мы больше по знакомым. У меня есть подруга, она из Коми, из Воркуты, и вообще очень много где путешествовала, и она, кстати, приходит на наш следующий спектакль. Я ее просила, и она мне записывала аудиосообщения, я ребятам тоже отправляла, и мы ее наслушивали. Но она все равно немножко утрировала, чтобы объяснить какие-то детали, потому что она много путешествует и, естественно, на чистом языке, какого нам нужно было добиться, не говорит, но она его стопроцентно знает, она с ним росла. И про все те слова, которые нам были непонятны, я тоже могла написать, спросить, что это означает, если вдруг их нет в словаре. А так – ну, мы много смотрели всяких возможных материалов на youtube и присылали друг другу. Сережа фильм нам прекрасный «Акварель» [прислал].

Сергей Тонышев: Ну это немножко другое.

Антонина Писарева: Не знаю, мне вот этот фильм много дал, я помню. И как бы ты смотришь какие-то кусочки, наблюдения, интервью, просто какие-то домашние видео людей с Севера, которые что-то рассказывают на видео, но их достаточно мало, поэтому мы друг с другом обменивались, чем могли.

Алексей Гладков: Я могу сказать, чем я вдохновлялся. На youtube есть канал. По-моему, Дмитрий Васюков его [автора] зовут. Проект называется «Счастливые люди», и там рассказывают про Енисей – зима, лето, весна. И вот я, например, смотрел за главным героем, как он в принципе разговаривает. Самобытность его, он закрыт. Прежде, чем сказать, он думает, слушает, смотрит. Там нет такого говора, как у нас, но самобытность северная в этих видео есть.

Юрий Григорьев: Ну, я, честно говоря, погружался просто читая «Пятиречие», потому что сами сказы, конечно, удивительные, необычные для нас – то, как там происходят события. Однажды к нам приезжали японцы, ставили [спектакль] типа «Золотой рыбки»: «Хочешь, твое желание выполню». И если у нас [в финале] все счастливы, все здоровы, в японском варианте герой становится дряхлым стариком и вскоре умирает. К счастью, северные сказы не до такой степени кровожадные. Но много всякого, конечно. Когда, например, в берлогу опускают товарища, вынимают – головы нет, а они вспоминают: была или нет?

Диана Морозова: Юмора столько же, сколько боли и горечи вместе взятых, не без этого.

Юрий Григорьев: Поэтому эта книга дала возможность погрузиться в материал, тем более, что я на Севере очень много ездил – и Архангельская область, и Мурманская, и Инта. Но конкретно с этим говором вот так вплотную не сталкивался. Там, где я был в Архангельской области, что-то похожее чуть-чуть напевное было, но не так ярко. Когда мне [Тоня] прислала [записи], это было вообще замечательно. (Произносит фразу с поморским говором – прим. ред.). Вот это замечательное качание, и в этом такая глубина и богатство, своеобычие, наивность и целомудрие – забытые слова.

Сергей Тонышев: Ну, я еще добавлю. Мы работали с композитором, это Оля Пелевина, выпускница мастерской Владимира Николаевича Панкова. И у них был опыт на курсе: они ездили, собственно, туда же, только собирали про музыку, знакомились с людьми, их историями, укладом их жизни. Оля, как музыкальный человек, очень восприимчива к тому, как человек говорит, именно к фонетическому звучанию, и подсказывала нам какие-то вещи, наговаривала. На самом деле, в интернете на разных ресурсах есть записи этнических групп разных. Я даже находил некоторые сказы из «Пятиречия», и это очень любопытно. Сейчас вышла книга, не помню, как она называется, про карельских плакальщиц: как это происходи, из чего состоит. Так вот, когда ты слушаешь их, у них жесткий переход от высокой ноты к нижней и наоборот (показывает), и выяснилось, – кто-то нам тоже это подсказал, – что они соединяют наш мир с небом. То есть, они становятся проводником души, чтобы она уходила в небо. Вы представляете? И это облачено не просто в какую-то эзотерическую форму: это внятная, культурная в большом смысле, музыкальная форма, просто придуманная из того, как люди живут. Мне кажется, это прекрасно.

Ольга Бигильдинская: Может быть, вы знаете или как вы думаете, какое место в этих сказках, сказаниях, былинах занимает сама жизнь? Насколько они историчны? В них рассказываются истории, которые происходили или это все выдумка все-таки? Или и то, и то?

Сергей Тонышев: Насколько это вымысел и насколько правда, мне кажется, лучше не знать. Наоборот, в этом какая-то тайна есть.

Диана Морозова: Не знаю, я правду рассказываю. «Моя матка сороцка была, видала ей».

Ольга Бигильдинская: Немножко про язык еще поспрашиваю и к книжке Озаровской обращусь. Во-первых, в первой ее книге были сказы только Кривополеновой, называлась она «Бабушкины старины». И автор говорит, что текст в ней напечатан с сохранением бабушкиного произношения. Вот это очень здорово, потому что, когда читаешь эти все сказки, ты видишь, что там иногда слова по-разному написаны, потому что этот рассказчик вот так это слово произносит, а этот вот этак.

Сергей Тонышев: Вот именно поэтому это – «Пятиречие». Это пять речей и пять разных людей. Каждого человека взять – у каждого свой храм, свой язык, каждый произносит одно слово так, другое так, и в этом человек и состоит, его отношение к миру.

Диана Морозова: Мне вот тоже кажется, когда ты уезжаешь в какую-то глубинку, одна деревня на одном берегу говорит так, а другая деревня со своим диалектом. Это абсолютно точно. Но у нас не было задачи… Во-первых, мы абсолютно не знали, как говорили сто с лишним лет назад. Тут дело же не в достоверности, это все равно игра в этот Север, все равно каждая речь, каждый образ, он как бы рожденный здесь и сейчас. У нас не было никакой инсценировки, просто был Сережа и была книга, в которой, конечно, написано, как произносится буква «г», как произносится буква «о», там ничего не редуцируется: как написано, так и произносится. Плюс при этом мы смотрели что-то на youtube, я смотрела какие-то свадьбы, где брали интервью у этих бабулечек, как-то прислушивалась. И, собственно, задачи не было, конечно, повторить какой-то конкретный говор, но мы понимали, что так или иначе у нас складывается в спектакле, что каждый говорит как-то немножко по-своему. Со своей мелодикой… Я там добавляла, потому что мне хотелось в это как-то поиграться, какие-то (произносит звук, похожий на «йу») звуки. Но опять же эта ударность, она же где-то многоударность, где-то певучесть, и в этом был весь, собственно, кайф работы с этим текстом. И из этого рождался образ. И Сережа на репетициях нас просил, чтобы мы подумали ночью и придумали, какая мы река. Реки должны быть разные. Мы брали северные реки, читали о них, и от этого рождался образ. Мы – народ северный, собрались все вместе, но не факт, что мы пришли из соседних домов. Мы можем быть с разных берегов. Поэтому каждый придумывал себе свою реку. Я была Двина. И, грубо говоря, у тебя есть свой текст, хотя бы один сказ, и ты по этому сказу уже понимаешь, кто ты. То есть, помимо названия этой реки, которая очевидно северная, ты характер сам себе придумываешь: широкая, полноводная, справедливая…

Сергей Тонышев: То есть, это больше было не к документу отношение, а к характеру человека – к тому, какой ты. И, собственно, мы этим и занимались. Ты берешь документ,  есть импульсы, которые там содержатся, а есть то, чего нет. И это нужно придумывать. Для этого нужны артисты, режиссер, композитор. Придумываешь человека, его уклад какой-то, характер, привычки, чем человек занимается…

Диана Морозова: Биографию полностью, род деятельности обязательно, а от этого уже возникал реквизит. У нас нет ни одной, вообще, мне кажется, случайной вещи в спектакле. И это, конечно, благодаря Сереже, потому что это была его задумка. Это не пьеса, где, прочитав, ты можешь понять про характер того или иного героя, героини, здесь было придумано все буквально с самого начала. И это, собственно, привлекало внимание. Был очень интересный творческий процесс.

Ольга Бигильдинская: Простите мою дотошность, но я спрошу. Вы по несколько сказок рассказываете, и я посмотрела, что авторы – кто рассказывал собирательнице эти сказы – разные. У Тони разные авторы и у Дианы. По тексту чувствуется, что разная речь у этих рассказчиков?

Диана Морозова: Нет.

Антонина Писарева: Да.

Диана Морозова: У меня нет. Я это не ощущала и даже не задавалась таким вопросом. Потому что я понимала, что это уже моя сказительница, это текст, который я должна присвоить. Было бы странно, если бы я раздвоилась.

Антонина Писарева: У меня правда разное ощущение от моих двух сказов. Когда я их читала, было ощущение, что это два разных человека. Конечно, моя девчонка, которая это рассказывает, наверное, как-то связывает их. Но там был прекрасный сказ «Нареченная невеста», от которого мы с Сережей долго не могли отказаться и хотели делать отдельный второй акт или отдельный спектакль. И одним из аргументов против было то, что он во многом похож на «Моряжку»: и по характеру актерских проявлений, и по какой-то полетности, любви, мечте. И там как раз, я помню, я словила себя на том, что даже читаю как бы одинаково что ли. А в «Безручке» я даже была не уверена, потому что она другая и не сразу во мне откликнулась. И мы с Сережей как-то долго ее мяли и искали, через что ее сделать. И мне кажется, в частности, потому что она – это другой человек, и я это чувствовала и не могла так же легко в нее войти, как и в Моряжку.
 
Алексей Гладков: Мне было в этом плане проще, потому что мы поняли род деятельности героя, которого я играю. Он рыбак-промысловик, поэтому мне было все понятно в сказах моих, не было такого, что разные люди. Но что сложилось, что они же все закрытые изначально. Я даже когда первый раз появляюсь, я очень долго на всех смотрю: ну сказывать вам или не сказывать? Могу и вообще уйти вполне. Он постепенно от сказа к сказу как-то соединяется со всеми, мы в спектакле все соединяемся, и со зрителями тоже. И захотел сын к матери – и он уже совсем открывается. Вначале закрытый человек, потом больше, больше и к финалу душу открывает свою.

Ольга Бигильдинская: Почему у Юрия Герасимовича одна сказка? Вам что, не дали? Или Вы отказались учить текст?

Юрий Григорьев: Нет, у меня был еще «Ерш-ершович», но внутри как-то это у меня не складывалось, при том, что он достаточно интересный и забавный, но захотелось только то, что рассказываю, поэтому я так легко отделался. У меня один персонаж, но зато вот такой серьезный, обстоятельный, «романы» любит.

Сергей Тонышев: Вот-вот-вот! Это важно. Это тоже какое-то наблюдение за человеком. Человек любит «романы». И как бы… ну что он будет – анекдоты рассказывать? Ну нет, он будет «романы» рассказывать.

Юрий Григорьев: И слушать, и рассказывать, да. Ну и потом сама история замечательная, поэтому без вариантов у меня именно этот сказ.

Ольга Бигильдинская: Насколько этот текст для вас был как текст на иностранном языке? Насколько его было сложно учить и присваивать и что, в первую очередь, нужно было вам с ним сделать для того, чтобы его произносить? Я не знаю: вы пользовались переводчиком, который есть в конце книжки, или для вас достаточно было понять атмосферу, скажем, этой истории, которую вы рассказываете, и примерно ее содержание?

Юрий Григорьев: Ну, в этом как раз был большой смысл этой работы – в том, чтобы до конца точно понять мысль, которую ты говоришь. А для этого нужно было многие термины и понятия, которые там есть, посмотреть в словаре, потому что они непривычные, в нашем понимании не совсем точны. По крайней мере, сегодня.

Полную версию разговора смотрите в видеозаписи встречи на youtube-канале РАМТа.

Подготовила Ольга Бигильдинская