Цинциннат Ц. в ожидании главной перемены в своей жизни – смертной казни. Выслушав обвинение в «гносеологической гнусности» и неловко, на ухо, произнесенный приговор, он попадает в тюрьму, где ему предстоит прожить последние дни своей жизни. Прожить их в тисках липкого, перехватывающего горло страха, который никто не удосужится облегчить, определив хотя бы точную дату пугающего перехода в небытие.

Цинциннат Ц. – Евгений Редько

В тюрьме он пытается записывать свои воспоминания, формулировать ощущения и впечатления от собственной жизни. И вдруг становится понятным, что перед нами человек искусства, одаренный автор, с самого начала чувствующий свою чужеродность в этом мире.

Сцена из спектакля

Дни идут, и вокруг узника закручивается водоворот безумия. Кажется, он стал центром нелепого фарса, в котором все будто бы понарошку, все игра. Вот-вот тюремщики с хлопушками, развеселым хохотом и криками «шутка!» ввалятся в дверь объявить об освобождении.

И тюрьма какая-то ненастоящая, игрушечная. Цинциннат (Евгений Редько) заперт, но пространство камеры принципиально ничем не ограничено: на сцене лишь узкая и высокая шиферная стена с крошечным окошком на самом верху да желтый круг на полу. Простор – уходи хоть на все четыре стороны! Или ходи по кругу. А, может, круг – это арена цирка, на которой сейчас развернется представление?

Адвокат – Илья Исаев, Директор тюрьмы – Александр Гришин

Да и служители тюрьмы, словно ожившие клоуны-близнецы – с выбеленными лицами, намалеванными улыбками, в накладных бородах, париках и толщинках. Режиссер придумывает им обоим похожую, нарочито манерную, искусственную пластику и интонацию, а потом и совсем смешивает, распределяя роль сторожа Родиона между двумя  актерами – Александром Гришиным (Директор тюрьмы) и Ильей Исаевым (Адвокат). В какой-то момент возникает иллюзия, что клоуны по очереди наряжаются в этот образ, чтобы, представ перед заключенным, вконец запутать его, кто из них есть кто. А, может, хотят слиться воедино, ведь недаром в сцене объявления приговора художник надел правую перчатку на одного, а левую на другого? Разве можно относиться серьезно к таким тюремщикам?

Свидание с родственниками

Паноптикумом клоунов оказываются и родственники героя. Шумная мельтешащая толпа вваливается на свидание в камеру: садист-сынок, глуповатая дочь, отстраненная, манерная пышногрудая супруга в компании бесстыдного извивающегося ухажера, надутый надменный тесть, актерствующие шурины, излишне торжественные дед и бабка. Странно видеть, что они принимают Цинцинната за своего, разговаривают с ним, да и сам он слушает их всерьез. Ощущение, что прямо здесь и сейчас происходит совмещение двух совершенно не согласующихся друг с другом миров, как в фантастическом фильме.  

Марфинька – Янина Соколовская

Цинциннат и сам понимает, что его окружают одни лишь пародии, перевертыши. Его жена, Марфинька (Янина Соколовская), пришедшая у нему на последнее – самое важное для него свидание, полуобнаженная под невинно-белоснежным пальто, отнюдь не похожа на музу писателя. Ему так хотелось ей объяснить, что происходит, хотелось разговора, который они еще никогда не вели. Но ей не то, что понять, даже оценить его сложно. Все, на что она способна, – это играть роль горюющей вдовы.

Цецилия Ц. – Татьяна Матюхова, Цинциннат Ц. – Евгений Редько

Не то, чтобы она близко к сердцу приняла его тоску или поняла его, но, кажется, нечто важное смогла уловить. Недаром она рассказывает ему о «нетках» из своего детства – странных, жутковатых абсолютно нелепых предметах, которые, если поднести их к особому зеркалу, превращались в чудные стройные образы. В этом рассказе есть надежда, что рано или поздно и страшный непонятный мир, окружающий ее сына, может превратиться в нечто прекрасное.

Цинциннат Ц. – Евгений Редько, Пьер – Петр Красилов

Под маской друга в его камеру и жизнь проникает палач, мсье Пьер (Петр Красилов). Органика актера такова, что сыгранные им образы – удивительно естественны. Вот и в этом спектакле герой Красилова кажется поразительно включенным в сценическую реальность, все понимающим, отдающим себе отчет в фарсовости мира, осудившего Цинцинната. В своем здравомыслии он кажется чуть ли не ровней узнику, но все же впоследствии погребенный ворохом обрядов местного этикета, такого дорогого его сердцу, обнаружит свою принадлежность к перевернутому обществу лицедеев.

Сцена из спектакля

В этом обществе все помешаны на бессмысленных и бесчеловечных ритуалах. Заключенному отказываются назвать даже точную дату его казни и с маниакальной настойчивостью навязывают неприятные и непонятные посещения многочисленными родственниками, женой, матерью, встреча с которой, по сути, первое их знакомство, что вообще заставляет усомниться в его необходимости.

В этом обществе палач, чтобы провести казнь в максимально непринужденной и дружественной атмосфере, цинично пытается стать приятелем своей жертвы. А накануне страшного события городская общественность устраивает двум его главным участникам пышный ужин с непременным фейерверком, вальсом и гулянием в Тамариных садах.

Сцена из спектакля

Реальность, в которую каким-то неведомым роковым произволом оказывается заброшен Цинциннат, воспринимается как нагромождение ложных, карикатурных, надуманных образов, традиций, образа жизни. В этом мире обманывает все: чувства, привязанности, надежда, – время сбивается с ровного хода, и даже, казалось бы, незыблемая материя – пространство – теряет свое постоянство. 

Сцена из спектакля

Все, что окружает героя, так абсурдно, что кажется фантазией, сном. И все же Цинциннату страшно этот сон прервать. Страшно до дрожи в пальцах, сжимающих карандаш, до спазма в горле, до обморока. И под давлением этого чувства герой начинает свое движение к какой-то внемирной свободе.

Цинциннат Ц. – Евгений Редько

Снимая с себя оболочку за оболочкой, он расстается с воспоминаниями, с любовью, с надеждой. Последней пеленой, упавшей с его плеч, станет этот самый мир, населенный клоунами и заполненный картонными деревьями. Все это будет развеяно ветром, поднявшимся, как только взошедший на эшафот Цинциннат отказался подчиняться законам видимого мира и начал свое движение к светлым сущностям, равным ему.

Сцена из спектакля

И зритель, следя за восхождением героя, испытает облегчение, перемешанное с трепетом. С одной стороны, на сцене воцарится смерть, с другой – восторжествует жизнь, а казнь представится лишь неким переходом от мира вымышленного и абсурдного к миру неведомому, но обещающему быть настоящим, чистым, родным. Казнь, свидетелями которой окажутся все присутствующие в зрительном зале, станет всего лишь переходом, таким желанным для зрителя, наблюдающего историю со стороны, и таким пугающим для Цинцинната, проведшего внутри нее всю свою короткую жизнь.

Мария Рузина